Чёрные скрижали - Павел Сергеевич Комарницкий Страница 24

«Таур, тебе говорили, что ты болван? Так вот, я тебе сообщаю официально — ты болван! Никак не ожидала от тебя такой безответственности!»

…

— … Как ты тогда закричала-то «не надо, не уходи»…

— Я разве кричала?

— Ну… голосом вроде не очень. Глазами больше.

Денис шептал, в перерывах между фразами осторожно целуя то ушко, то шею девушки.

— Хм… — Изя тоже шептала, словно не решаясь перейти на громкий голос. — Мне тогда вдруг почему-то явственно так представилось — вот сейчас ты уйдёшь, скроешься из виду… и больше я тебя не увижу. Совсем-совсем.

Вместо ответа Иевлев вновь принялся целовать любимую куда попало. Носик… щёчки… левый глазик… а теперь правый… и вот уже они, губы… Секс, эротика? Ерунда. Когда хотят секса, целуют жадно. Как полчаса назад. А так, как сейчас — так целуют снизошедших богинь…

— Не бойся, — улыбнулся Денис. — Я как увидал тебя в лесу, так и понял — всё. Точка. Меня теперь от тебя живым не оттащить…

Её глаза в темноте бездонны.

— Не говори так. Никогда. Старуха с косой услышит. Ей это просто — взять и разлучить…

Пауза.

— И всё-таки мы вместе. До часа икс.

Пауза.

— А может, ничего и не случится… — Иевлев перешёл на голос, и постарался придать тому голосу максимально возможную убедительность.

Долгая пауза.

— «Ниневия разрушена» — Изя тоже перешла на голос. — «Кто станет жалеть о ней?»

Пауза.

— Знаешь… пока я тебя не знала… как-то относилась к этому… ну… как к неизбежности, что ли? Ведь все люди знают, что когда-то умрут.

Она судорожно вздохнула.

— А теперь… теперь мне так захотелось пожить отчего-то…

И вновь они молчат. И за окнами глухо, монотонно шумит громадный ночной город. Гораздо крупнее, чем те древние Содом и Гоморра.

— А не сбежать ли нам куда-нибудь в тайгу? — пошутил Денис. И осёкся.

Изольда задумчиво смотрела куда-то в себя.

— Попробовать можно, конечно. Заброшенная деревушка где-нибудь под Костромой… Набрать консервов, муки, сахару… Лошадь купить, пока не началось… сколько сейчас стоит лошадь, ты не в курсе?

Пауза.

— Очень жаль, что ты не прихватил из армии автомат. С ним мы продержались бы заметно дольше. А с простой двустволкой — всего на чуть.

— Ну-ну… — похолодел Иевлев от внутренней правоты её слов. — Не надо так уж инфернально…

— Я права, и ты это тоже знаешь, — усмехнулась Изя. — Таурохтар мне в своё время всё популярно растолковал насчёт Коррекции.

Девушка улыбнулась уголком рта.

— Любая нормальная девушка, Дениска, мечтает о счастье. Если нормальная, конечно, и если у неё есть хоть капелька мозгов. О простом женском счастье. Уютный дом, любящий муж, дети… и чтобы все тоже они были счастливы… и внуки… А сражаться недолгий остаток жизни спина к спине с любимым и геройски пасть в той борьбе — об этом мечтают какие-нибудь Крупские разве что…

Долгая, долгая пауза.

— … А может… ну… принять их предложение? — теперь голос Иевлева почему-то звучал глухо, невнятно.

— Принять… — и вновь на её лице грустная улыбка. — Эта палка, как водится, о двух концах. И оба острые. Продержаться сколько-то здесь, ведя первобытную жизнь. Или просидеть ту жизнь хорошо накормленным экспонатом в зоопарке там, в этих ихних Бессмертных Землях. Вот и весь выбор.

Долгая, бесконечно долгая пауза.

— Ладно, — Денис сел на постели. — Раз нам не подходит ни один из концов палки, придётся искать середину.

— В смысле? — Изя захлопала ресницами.

— В прямом. Надо как-то обломать эту их проклятую Коррекцию. Предотвратить, высокопарно выражаясь.

Он поймал её взгляд, в котором уже протаивал мистический восторг пополам с опаской.

— Так что будем думать, Изольда свет батьковна. Ну а пока… слушай, давай завтра закатимся на выставку художественного стекла? Думаю, тебе понравится.

Глава 4

Проверка знака

— Гриша, гречневую кашу будешь?

— Да, мама!

Проводив мать взглядом, Перельман еле заметно, виновато улыбнулся. Да, если Конец Света промедлит этак с годик-другой, пожалуй, придётся окончательно переходить на гречку и прочие каши. Зарплата доцента не позволила накопить сбережения, достаточные для длительного безработного проживания. Особенно учитывая нынешнюю инфляцию. Правда, в графе «приход» имелась ещё мамина пенсия… и грибы, совершенно верно. Выручка от реализации грибов неожиданно оказалась вполне сравнимой с зарплатой доцента университета. Однако грибы — заработок сезонный, и растянуть полученные суммы на весь год довольно проблематично.

Другое дело, если всё закончится уже весной, где-то в мае. Именно там проходит нижняя граница доверительного интервала, полученного в ходе расчётов. Тогда вообще не о чем беспокоиться. Тогда уже всем и всего хватит.

Вздохнув, Перельман придвинул к себе лист бумаги. Да, он так и не привык до конца ко всем этим «электронным носителям информации». Смешно, право: математик, и вот такой архаизм, как писчая бумага… То есть рутинную работу можно делать и пялясь в экран монитора, отчего же нет. Но когда дело доходило до грани озарения… непонятно, в чём тут дело, видимо, нарушался какой-то тонкий, неощутимый мыслительный процесс, и озарение испуганно улетало прочь.

«Всякий талант либо используется, либо утрачивается».

Математик ухмыльнулся. Удивительное всё-таки существо человек. Ну какая разница? Тем, кто выживет после Коррекции, не будет никаких дел до высот математики. Им даже школьная алгебра вряд ли понадобится, максимум арифметика… А вот, поди ж ты, жалко его утрачивать, дар тот… Или как это сказал древний китайский мудрец… Лао Цзы вроде? «Дар, преподнесённый тебе свыше, обязывает. И должен ты попытаться».

И должен он попытаться.

… Время шло, бумага покрывалась густой вязью формул, кривыми росчерками, понятными лишь автору работы, и прочими атрибутами высшей умственной деятельности. В одном месте знак вопроса был обведён красным. Чуть подалее знак вопроса был уже двойной, и наконец, последний знак был уже целиком красный. Жирный и здоровенный, как в тетрадке у неуспевающего ученика.

Перельман откинулся на спинку стула. Вот так… Это надо осмыслить. Всё это надо хорошенько обмозговать. До сих пор никаких таких знаков-вопросов не возникало. Всё было чётко и однозначно, как… как в морге. И в этом свете пресловутая Коррекция выглядела вовсе не злодейством, наоборот — отчаянной попыткой онкологов спасти безнадёжного больного. Всё равно же он помрёт через пару-тройку месяцев, так отчего бы не попробовать?

А теперь?

Математик устало потёр переносицу. А что теперь? Не рано ли вы обрадовались, мистер Перельман? Во-первых, нужно ещё просчитать вероятность