Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский Страница 40

Но если в первый раз мне удалось сдержаться, не ударить кулаком в доску, на которой мы в тот момент сидели, то теперь непривычная сила и волна агрессии овладели мной настолько, что я не смог с собой совладать, снял с плеча карабин, перехватил его, как копье, и бросился на Вершинского.

– Не отдам! – прорычал я, и что было сил, ударил его острием гарпуна в живот.

Но вместо того, чтобы пройти через живую плоть, как сквозь масло, наконечник с глухим стуком остановился, а меня самого откинуло силой моего же удара на метр назад. От неожиданности я выпустил карабин, но тот не упал, потому что Вершинский со скоростью змеиного броска поймал его в воздухе, рванулся вперед, и придал мне неслабое ускорение ударом приклада. Я окончательно потерял равновесие, и позорно шлепнулся на задницу метрах в трех перед ногами Вершинского.

Тот резво вскинул карабин к плечу и прижал третью от себя кнопку на цевье. Это означало, что если он в меня пальнет, детонирует боевой заряд гарпуна, а там взрывчатки до фига, тварям хватает.

Я попытался взять себя в руки, но это оказалось не так-то просто. Лишь прижатая кнопка детонатора удерживала меня от немедленного повторения атаки. Ребята за спиной Вершинского рты раскрыли от удивления, сам он стоял в эффектной стойке, чуть подогнув колени и наклонившись вперед для компенсации отдачи при выстреле, а я сидел на заднице, буравя противника взглядом.

– Дыши! – приказал Вершинский. – Как можно глубже, прокачивай легкие!

Моего контроля хватило на то, чтобы выполнить приказ, я задышал глубоко и часто, и сразу стало легче. Мышцы начали расслабляться, а желание немедленно кого-то убить растворялось в крови вместе с избытком адреналина. И тут я заметил, совершенно отчетливо, что Вершинский дышит в точности, как и я. И тут у меня мозги окончательно встали на место.

Я понял, что Вершинский, не будь дураком, себе тоже влил небольшую дозу реликта, чтобы не оставаться с голой жопой среди двух ежей – меня, принявшего реликт, в Ксюши, которая приняла сильно больше. Вершинский прекрасно знал, как действует на человека это вещество, и знал, что моя вспышка агрессии – лишь дело времени. И хотя я вешу меньше Вершинского, ему со мной было бы не справиться, в силу его возраста и принятого мной реликта. Вот он и вкатил себе реликт, когда я не видел.

Я вспомнил, как пуля отскочила от расчески, вспомнил, как у меня из кожи выскакивали хирургические скобы, вбитые Чернухой. Похоже, что стоит реликту попасть в кровь, он всему телу передает свои свойства, делает каждую клетку тела настолько же непробиваемой, как он сам. Это полностью объясняло, почему мне не удалось насадить Вершинского на гарпун, как жирную скумбрию на шампур. В его крови, как и в моей, был реликт. Вершинского он тоже побуждал к агрессии, как и меня, и ему, при выплесках адреналина, тоже нужно было прогонять через себя много воздуха, как турбине на повышенных оборотах.

Так мы и глядели друг на друга, дыша, как два быка, готовые сцепиться рогами из-за коровы. Вот только рога у Вершинского были сильно круче моих, мой одурманенный мозг понимал это, и не давал телу сигнала к атаке.

Наконец я продышался настолько, что меня совсем отпустило.

– Кажется, все, – пробормотал я.

– Оружия ему пока не давать, – спокойно произнес Вершинский. – Это последствия приема реликта, которым мне пришлось ставить Долговязого на ноги после ранений.

– Он и человека делает бронированным? – удивился Чучундра.

– Да. Пулей не прошибешь, – подтвердил Вершинский. – Но, кроме того, при выбросе даже малого количества адреналина в кровь, реликт тут же побуждает к почти неконтролируемой агрессии.

– Но вы его тоже приняли, Хай? – осторожно поинтересовалась Чернуха.

– Конечно. У меня тут двое непробиваемых салаг, без всякого опыта контроля, а мне что с ними прикажите делать? Пришлось истратить ценнейший ресурс и на себя. Но, надеюсь, не пожалею об этом.

– В каком смысле? – напрямик спросил Бодрый.

– В самом прямом. Само существование реликта является тайной. И не просто тайной, а тайной, которую из живых теперь знаю лишь я и вы. О свойствах реликта, как и о нем самом, в наше время неизвестно вообще никому. О сохранении этой тайны позаботились очень мощные силы, суть которых я сам не до конца понимаю. Возможно, кто-то из вас когда-нибудь докопается до истины. Но сейчас есть задачи важнее.

– Твари в океане, – произнес я.

– Да. – Вершинский кивнул. – Много десятилетий я пытаюсь хоть как-то проредить их численность. Я создал отряд охотников, под моим руководством построены заводы, на которых делают необходимую для охоты технику. Но наших сил, не малых, надо признать, хватает лишь для обороны. Мы кое где отвоевали побережье, смогли взять под частичный контроль Средиземное море. Но этого мало. Нужен настоящий, полноценный штурм бездны. И, на мой взгляд, без применения реликта он невозможен.

– Что вам мешало создать непобедимый отряд подводных бойцов? – удивилась Чернуха. – Дали бы им реликт, и отправили бы крошить биотехов…

– Вот это и помешало. – Он ткнул в мою сторону стволом карабина, из которого угрожающе торчал наконечник гарпуна. – Поначалу я считал, что реликт – это только броня. От Альбиноса мне достались четыре батипална с броней из реликта и вот эта расческа. Ничего больше. Как-то раз, во время шторма, после доброй драки с тварями, я вернулся на борт батиплана с приличной раной. Кровь попала на корпус, и тогда я узнал, что реликт – не только броня, но и мощнейший стимулятор, регенератор, а так же причина неконтролируемой агрессии. Я превратился в зверя, и убил двоих человек, находившихся со мной на борту. И больше я реликт не применял никогда. А батипланы с броней, в виде тончайшего напыления из реликта, почти не использовал. А если использовал, на борту находился лишь я сам, и никого больше. Тогда я не нашел людей настолько мне верных, что им можно было бы доверить эту тайну. Но вы – дело другое. Вас даже не обязательно связывать клятвой. Вы мне обязаны настолько многим, что, я надеюсь, добровольно станете эту тайну хранить.

– Я точно впишусь! – заявила Чернуха.

– Я бы за вами и так пошел на край света, – поддержал ее Бодрый.

– Я подавно, – поддакнул Чучундра. – Можете из моей шкуры хоть причальный канат сплести, буду рад.

– Вы спасли Чайку. – Я тоже решил при всех сообщить о своих намерениях. – И теперь моя жизнь принадлежит вам.

– Вот и отлично, – спокойным тоном ответил Вершинский. – Теперь нам надо срочно опустить Чайку в колодец. Долговязый в этом участвовать не будет, потому что если у него от эмоций скакнет адреналин, нам придется снова его успокаивать, а времени на это нет. Если Чайка очнется не в колодце, она тут разнесет нахрен все. И никто из нас не сможет ее остановить, потому что она приняла самую большую дозу реликта.

Я думал, меня свяжут, но ничего такого Вершинский предпринимать не стал, а велел мне прогуляться до разрушенной части поселка и обратно, подышать воздухом. Последнее, кстати, он не в фигуральном смысле советовал, а мне действительно надо было глубоко дышать каждый раз, когда накатывали уже знакомые адреналиновые ощущения.

Когда я спускался с пригорка, алый круг солнца коснулся нижнем краем черты морского горизонта, и начал быстро за нее погружаться. Стремительно наступали короткие местные сумерки, над головой в темнеющем небе начали зажигаться первые звезды, и первые сверчки завели серебристые трели в зарослях полыни на склоне. Бриз быстро выметал остатки духоты и жары, словно спешил замести за собой все следы жуткого прошедшего дня. Я шагал налегке, не было при мне ни оружия, кроме зазубренного водолазного ножа, ни боевого каркаса, ни карабина, ни верного ракетного ружья. Вершинский приказал мне оставаться безоружным, пока весь реликт не выйдет из моего организма. И обижаться тут было решительно не на что. Я сам не хотел ни новых приступов