Квантовый вор - Ханну Райяниеми Страница 38

насекомого, туловище. Он со скрежетом вгрызается в марсианский реголит, пропускает раздробленный камень через химический процессор, где порода смешивается с синтбиобактериями, и получает строительный материал для стены. Дюжина конечностей — тонких и проворных — направляет поток материала из похожего на клюв рта и слой за слоем выкладывают стену. Его панцирь поблескивает металлом, но в оранжевом свете кажется покрытым ржавчиной. На боку видны прореха и торчащий из нее зачаток конечности — память о недавней стычке с фобоями.

Он работает бок о бок с сотней других Спокойных; время от времени они карабкаются друг на друга, чтобы увеличить высоту стены. Но участок стены его отца отличается от других. Он покрыт рисунками и барельефами. Бо́льшую часть сразу же уничтожают Спокойные-механики, устанавливающие на стене оружие. Но отцу Исидора, похоже, все равно.

— Отец, — окликает его Исидор.

Спокойный прерывает свою работу и медленно поворачивается к Исидору.

Металлический панцирь, остывая, издает звонкие щелчки и стоны. Исидора охватывает привычный страх, сознание того, что в один из дней ему самому предстоит оказаться внутри такого же тела. Отец нависает над ним в оранжевой пыли, словно подрубленное дерево, механизмы его рук постепенно затихают.

— Я принес тебе цветы, — говорит Исидор.

Букет состоит из любимых отцом высоких аргирских лилий. Исидор бережно кладет его на землю. Отец с огромной осторожностью поднимает букет. Его челюсти на мгновение снова приходят в движение, тонкие конечности исполняют стремительный танец, и Спокойный ставит перед Исидором крошечную статуэтку из темного строительного материала: улыбающийся человек отвешивает поклон.

— Пожалуйста, — отвечает Исидор.

Некоторое время они стоят молча. Исидор переводит взгляд на осыпающийся рельеф стены, разглядывает лица и фигуры, созданные его отцом. Среди них с любовью выращенное из камня дерево, на ветвях которого множество большеглазых сов.

Возможно, Элоди права, думает он. Это несправедливо.

— Я должен тебе что-то сказать, — говорит он.

Чувство вины, мокрое и холодное, расползлось по его спине, плечам и животу скользким прилипалой. В его объятиях даже трудно разговаривать.

— Я совершил глупость, — признается он. — Я разговаривал с журналистом. Я был пьян.

Он чувствует слабость и садится на песок, не выпуская из рук статуэтку отца.

— Это непростительно. Мне очень жаль. У меня уже возникли трудности, возможно, у тебя они тоже возникнут.

На этот раз появляются сразу две фигурки: рука более высокого человека лежит на спине второго.

— Я знаю, что ты мне доверяешь, — говорит Исидор. — Я только хотел тебе все рассказать.

Он поднимается и разглядывает рельеф стены: бегущие кони, абстрактные фигуры, лица, Спокойные, Достойные. Скафандр пропускает внутрь дымный запах только что обработанного камня.

— Репортер спрашивал, зачем я пытаюсь разгадывать загадки. Я сказал ему какую-то глупость.

Затем он надолго умолкает.

— Ты помнишь, как она выглядела? Она оставила тебе это?

Спокойный, весь угловатый и поблескивающий металлом, выпрямляется. Его формирующие конечности проходят вдоль ряда незавершенных женских лиц. Каждое лицо немного отличается от остальных, свидетельствуя о попытках вернуть утраченное.

Исидор помнит тот день, когда он не смог вспомнить лицо матери, когда закрылся ее гевулот. У него возникло странное ощущение пустоты. Прежде он все время чувствовал некоторую защищенность, был кто-то, кто знал, где он находится и о чем думает.

Спокойный создает еще одну композицию из песка — женщина без лица держит зонтик над двумя другими людьми.

— Я понимаю, ты думаешь, что она старалась нас защитить. Я не верю в это.

Он ударяет ногой по скульптуре. Фигурки рассыпаются. И мгновенно возникает сожаление.

— Я не хотел этого делать. Прости.

Он снова смотрит на стену, на бесконечную работу отца.

Они все ломают, а он снова строит. Его работу видят только фобои.

Он неожиданно чувствует себя глупцом.

— Давай больше не будем о ней разговаривать.

Спокойный качается, словно дерево на ветру. Затем создает две фигурки с узнаваемыми лицами, держащиеся за руки.

— Пиксил в порядке, — говорит Исидор. — Я… Я не знаю, чем все это кончится, но когда мы это поймем, я снова приведу ее повидаться с тобой.

Он снова садится и прислоняется спиной к стене.

— Почему ты мне не говорил, что задумал?

По возвращении в город, при ярком дневном свете Исидору снова становится легче, и дело не только в том, что он освободился от скафандра. Он несет в кармане первую из статуэток, и ее тяжесть действует на него успокаивающе.

Он позволяет себе пообедать в роскошном итало-китайском ресторане на Устойчивом проспекте. «Вестник Ареса» все еще транслирует его интервью, но на этот раз Исидор заставляет себя сосредоточиться на еде.

— Не расстраивайтесь, мистер Ботреле, — слышится чей-то голос. — Любая популярность полезна.

Исидор изумленно поднимает глаза. У противоположного края стола сидит женщина. Его гевулот даже не дрогнул. У нее высокое, молодое изготовленное на заказ тело, а лицо отличается необычной красотой: коротко стриженные волосы, крупный нос, полные губы и изогнутые брови. Белая одежда состоит из ксантийского жакета поверх дорогой имитации революционной формы. С мочек ушей ему подмигивают два крохотных бриллианта.

Она складывает тонкие руки поверх газеты, и длинные пальцы сгибаются, словно кошачья спина.

— Как вам нравится слава, мистер Ботреле?

— Простите, я не имел удовольствия…