Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский Страница 34

Он переломил ружье, сунул в казенник ракету, закрыл замок, обернулся… У меня мелькнула мысль, что пришел мой конец, потому что ничего не мешало Дохтеру прицельно пальнуть в меня, но вторая моя мысль оказалась куда более продуктивной. Я понял, что зря сетовал на крайнюю кнопку, включающую лазерный целеуказатель. Ох, как зря! Ведь лазер, по сути, сам по себе – оружие. Конечно, таким лазером, какой установлен на карабине, не разрежешь человека пополам, но у меня и не было такой задачи на данный момент.

Когда Дохтер развернулся ко мне всем телом и вскинул ружье к плечу, я включил голографический прицел, и по нему направил лазер точно в лицо противника. Дохтер тут же зажмурился, но прицельно стрелять с закрытыми глазами сложно, а открыть их, когда тебе в лицо светят достаточно мощным лазером, тоже не выйдет.

И все же он пальнул наугад. Или нечаянно. Так или иначе, промахнулся он не сильно – ракета прошла в полуметре правее меня, и рванула далеко за спиной. Ружье снова опустело, и это снова дало мне шанс.

Только теперь я не собирался ни пытаться разорвать дистанцию, прыгая на одной ноге, ни искать этот проклятый предохранитель. Я достал из кармана оброненную Дохтером ракету, бросил себе под ноги, и одним ударом приклада отбил у нее стартовый заряд. Внутри, я знал, от размыкания с зарядом сработала защелка, приводящая взрыватель во взведенное состояние.

Дальше проще – я схватил ракету, повернул кольцо замедлителя на три секунды и метнул в Дохтера. Ракета, кувыркаясь, описала в воздухе дугу, упала на грунт, прокатилась еще немного по склону, и рванула метрах в пяти от Дохтера, мигом скрыв его от меня за столбом взметнувшейся пыли.

Я знал, что взрыв ракеты хотя и смертельно опасен на таком расстоянии, не всегда убивает мгновенно, да и не всегда причиняет смертельные ранения. Мне очень не хотелось, чтобы Дохтер, если он уцелел, шарахнул бы в меня ракетой, когда пыль осядет. Поэтому, используя карабин, как костыль, я принялся огибать место взрыва по дуге. И секунд через двадцать увидел Дохтера.

Его довольно далеко откинуло взрывом, прямо туда, куда я бросил первый гарпун. И теперь этот гарпун Дохтер крепко сжимал двумя руками, и с ним, пошатываясь, как пьяный, от контузии и ранений, он пер на меня. Зрелище было жутким, Дохтера сильно посекло осколками, его грудь и живот были в крови, и видно было, как из трех крупных ран кровь льется заметными струйками. В лицо ему тоже что-то попало – под правым глазом кожу сняло до черепа. Все это делало Дохтера очень похожим на зомби из фильма.

Гарпун, это вам не ракетное ружье. От бритвенно острого наконечника руками уже не прикроешься. Я перехватил карабин так, чтобы бить гарпуном, как штыком, но понял, что затея не очень. Длины это не добавляло, а вот масса карабина мешала, и рубящих ударов им не нанести. Пришлось откинуть оружие и вытащить из боевого каркаса один из трех оставшихся гарпунов.

Я тоже перехватил его двумя руками, как секиру, и первым нанес удар, когда Дохтер приблизился. Наши импровизированные топоры со звоном скрестились, и мы принялись молотить друг друга, еле стоя на ногах. Из-за того, что мы оба были без сил, удары получались редкими, но я лично сдаваться не собирался. Звон стоял на всю округу, и краем глаза я разглядел, как из-за уцелевших строений выходят пацаны с ракетными ружьями.

Их было всего шестеро, или уцелело шестеро. Вся армия Дохтера, выставленная против нас с Вершинским. Но никто из них не осмелился вмешиваться в наш поединок. Они опустили ружья и раскрыв рты глазели, как мы рубимся на гарпунах. Зрелище было, наверное, то еще.

Поначалу я потеснил Дохтера, но он, не смотря на страшные раны, все же стоял на двух ногах, а я на одной. И силы быстро меня покидали. В результате уже через полминуты отчаянной схватки Дохтер начал меня теснить в сторону обрыва. Это было плохо. Драться на краю карьера у меня не было ни малейшего желания, так как скакать по узкой кромке на одной ноге – дело довольно опасное. Стоит чуть потерять равновесие, и полетишь вниз. Дохтер это понимал, и хотя я несколько раз пытался перехватить инициативу боя, у меня это не получалось. Дохтер не давал себя обойти, его гарпун несколько раз просвистел лезвием у самого моего лица, а мне противника толком достать еще ни разу не удалось.

Через минуту он все же вытеснил меня к самому краю карьера, на то место, которое мы с Ксюшей называли своим. Стена, кромка. В какую сторону ни упади, все равно крышка. А у меня правое бедро уже сводило судорогой от боли, и на правую лодыжку не наступить. Я мог прыгать только на одной ноге, и понимал, что мне так долго не продержаться.

Зато мы вышли из дымовой завесы, и Вершинский увидел нас обоих, рубящихся на самом краю, как двое рыцарей на крепостной стене. Его гравилет висел всего метрах в ста к югу от нас, но выстрелить в Дохтера, не зацепив меня, Вершинский боялся. Ксюша бы смогла, я знал, и меткости бы у нее хватило. Но она истекала кровью в отсеке, и это хоть и приводило меня в отчаяние, но и сил добавляло.

Решив все же перехватить инициативу, я провел пару колющих выпадов, но отсутствие равновесия помешало сделать их достаточно длинными, и Дохтер без особого труда их отбил, провел контратаку, и распорол мне левое плечо. Я вскрикнул от боли, и едва не сорвался с обрыва. Дохтер метнулся, чтобы меня добить, пока я балансировал, но я сделал рывок вперед, рухнул на колени, и всадил наконечник своего гарпуна глубоко Дохтеру в выставленную правую ногу. Он вскрикнул, отшатнулся назад, но наступить на пробитую ногу уже не смог, я повредил не только мышцу, но и кость. В результате он тоже оказался на коленях, и мы продолжили рубку в таком положении.

Но тут уже я получил преимущество. Когда бьешься, стоя на коленях, работать приходится всем корпусом, а Дохтеру в этом мешали многочисленные осколочные раны на животе и груди. К тому же кровь он терял быстрее меня, и это все больше сказывалось на его скорости.

Наконец, мне удалось его тоже достать в правую руку. Он перехватил гарпун левой, но ловко ей работать не получалось, в результате чего я провел еще две хороших атаки, зацепив Дохтеру плечо и грудь. Это его разозлило, на что я и рассчитывал. Он взревел, как медведь, и занес гарпун над головой, пытаясь поразить меня мощным рубящим ударом сверху. Но я не стал его отражать. Я решил поставить на собственное преимущество в скорости, сделал быстрый тычок, и вонзил наконечник гарпуна Дохтеру ниже подбородка.

Руки Дохтера так и замерли в верхней мертвой точке. Мой гарпун, почти не встретив сопротивления, вошел в шею, перерубил ее вместе с верхними позвонками, и полностью отсек Дохтеру голову. Он выпустил из руки гарпун, и тот, блеснув, как уходящая в глубину рыбка, устремился с обрыва. Из обрубка шеи толчками ударили вверх две кровавых струи, облив меня алым душем с головы до ног. Тело Дохтера медленно завалилось на спину и задергалось в конвульсиях.

А у меня так голова кружилась от приложенных усилий и потери крови, что я просто лег на спину, прекрасно зная, что не смогу сам перебраться с кромки в поселок. По мне скользнула тень гравилета – это Вершинский направил машину на посадку возле колодца.

Глава 8. «КРОВАВАЯ КЛЯТВА»

Пыль оседала, мой подбитый гравилет догорел и почти не дымил, поэтому, чуть повернув голову, я увидел, как Вершинский посадил машину у колодца и принялся сбивать камнем замок с решетки, которой был закрыт выход. Я хотел крикнуть, что выпустить ребят и потом можно, что сейчас