Квантовый вор - Ханну Райяниеми Страница 32

— Только потому, что ты что-то нашел. — Ее отстраненный взгляд говорит о том, что Миели просматривает недавние воспоминания, сохраненные в теле. — Давай-ка посмотрим.

Она протягивает руку. Я отдаю ей Часы, и Миели задумчиво подбрасывает их на руке.

— Хорошо. Вставай. Мы поговорим об этом позже. Осмотр достопримечательностей закончен.

— Я знаю, что ты намерен их украсть, — говорит она, как только мы садимся в паукэб, чтобы добраться до отеля.

Как только суставчатые ноги похожего на коляску экипажа распрямляются и несут нас по крышам Лабиринта, становится ясно, что поездка ей нравится.

— Вот как?

— Да. Теперь я умею распознавать эти сигналы. Ты дважды ловил меня своими приемами карманника, но больше не выйдет.

— Извини, это рефлекс. Что-то вроде проверки сил, — говорю я, потирая разбитое лицо. — Сколько времени необходимо этому телу, чтобы исцелиться?

— Столько, сколько захочу я. — Она откидывается назад. — Так что же это такое? Что такое воровство?

Это… это инстинкт, хочется мне сказать. Это сродни любовной игре. Это больше, чем я. Это искусство. Но она все равно не поймет, и я повторяю старую шутку.

— Это вроде заботы о чужой собственности. Я превращаю эту собственность в свою, чтобы о ней позаботиться.

После этого она умолкает и смотрит на проносящиеся мимо пейзажи.

Наш отель занимает массивное здание поблизости от причала планеров, где мы вышли из станции Бинстока. Мы занимаем несколько больших, времязатратных комнат почти на самом верху здания, обставленных не слишком пышно, на мой вкус — строгие линии и стеклянные поверхности, — но здесь, по крайней мере, имеется фабрикатор, и я могу переменить одежду.

Хотя такой возможности мне не предоставляется. Она указывает мне на небольшой столик и кресло перед балконом.

— Садись. — Миели кладет передо мной Часы. — Рассказывай. Что, черт побери, произошло на агоре?

Она сжимает и разжимает пальцы. Я сглатываю.

— Ладно. Я видел себя.

Она приподнимает брови.

— Это не было еще одним воспоминанием, не так, как на корабле. Возможно, это было сконструировано при помощи гевулота, и кто-то тоже мог все наблюдать. Он привел меня в парк. Отсюда следует, что мы чего-то достигли.

— Может быть. А тебе не приходило в голову и меня в это посвятить? Имеется какая-то причина, по которой я могла бы выпустить тебя из виду? Или мне пора рекомендовать своему нанимателю сбросить шелковые перчатки и перейти к более… настойчивому воздействию на твой мозг?

— Это случилось… неожиданно. — Я перевожу взгляд на Часы. Свет играет на их поверхности, и я снова замечаю какую-то гравировку. — Мне казалось, что это слишком… личное дело.

Она обхватывает мое лицо невероятно сильными пальцами и поворачивает его вверх. Сердитые зеленые глаза смотрят на меня не мигая.

— Пока мы вместе над этим работаем, никаких личных дел быть не может. Понятно? Если мне потребуется, ты расскажешь мне обо всех своих детских воспоминаниях, обо всех сексуальных фантазиях, обо всех подростковых разочарованиях. Тебе все ясно?

— Хотелось бы мне знать, — медленно и осторожно начинаю я, — может ли что-то повлиять на твой профессионализм? И я бы хотел отметить, что это не я напортачил при выходе из Тюрьмы. Я как раз тот, кто вытащил нас из той ситуации.

Она отпускает мою голову и некоторое время просто смотрит в окно. Я встаю и получаю из фабрикатора порцию коньяка времен Королевства, но ей не предлагаю. Затем снова исследую Часы. В сетке семь на семь клеток расположены знаки Зодиака — Марс, Венера и другие символы, которые мне неизвестны. А снизу рукописная надпись: С любовью, Полю от Раймонды. И опять это слово, — «Тимберниль», выписанное каллиграфическим почерком.

Я обращаюсь к «Перхонен»:

— Ты не могла бы на это взглянуть? Поговори со мной, не надо драться.

— Нет необходимости тебя бить, — отвечает корабль. — У меня есть лазеры. Посмотрим, что я смогу выяснить.

В голосе слышится непривычная напряженность, но это меня не удивляет. Я пытаюсь убедить самого себя, что мое лицо вспыхнуло исключительно из-за коньяка.

— Хорошо, — говорит Миели. — Давай поговорим об этой вещице, которую ты украл.

— Нашел.

— Как тебе угодно. — Она берет Часы. — Расскажи мне о них. Имеющиеся у меня данные об Ублиетте безнадежно устарели.

У нее абсолютно бесцветный голос. Какая-то часть меня хотела бы взломать этот ледяной слой, несмотря на очевидную опасность, и посмотреть, насколько он глубок.

— Это Часы. Прибор, который хранит Время в виде квантового счета — исключающий возможность подделок и копирования квантовый счет оставшейся жизни граждан Ублиетта в нормальном человеческом теле. И еще обеспечивает личный канал связи с экзопамятью. Прибор сугубо индивидуальный.

— И ты считаешь, что Часы принадлежали тебе? В них может быть то, что мы ищем?

— Возможно. Но мы кое-что упустили. Сами по себе Часы не представляют никакой ценности, если в голове нет открытого ключа — гевулота.

Она постукивает по Часам кончиком пальца.

— Понятно.

— Вот как это работает. В экзопамяти хранится информация — вся информация, — имеющаяся в Ублиетте: условия, чувства, мысли, абсолютно все. Гевулот в реальном времени обеспечивает доступ определенной личности к определенным разделам. Это не просто пара персонального и общедоступного ключей, это безумная гнездовая шкала, древовидный дешифратор, где каждая ветвь может быть открыта только при наличии корневого узла. При встрече с кем-либо ты заключаешь соглашение о том, какими данными обмениваться,