Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский Страница 31

Тактическая идея в моей голове возникла довольно простая. Исходил я из факта, что мне неизвестно, стоит карабин на предохранителе или нет. Узнать это можно было, лишь прицелившись и нажав спусковую пластину. Но я не был уверен, что после этого смогу перезарядить карабин. Значит, целиться и стрелять надо сразу в Дохтера, без этапа промежуточных испытаний. А если карабин все же не выстрелит? Вряд ли я смогу быстро найти предохранитель, и у меня не было ни малейшего желания делать это под прицелом противника. И получалось, что надо было мне прицелиться и попробовать выстрелить из укрытия. А вот если выстрела не получится, тогда уже думать, что делать дальше. Главное, чтобы Дохтер меня при этом не видел, а я бы его видел прекрасно.

В общем, мне в любом случае требовалось обогнуть озеро, и я, не раздумывая, пустился бегом. Местность была знакомой, и даже в условиях значительной задымленности мне не составило труда описать дугу по берегу, и оказаться у разрушенного мной наблюдательного пункта. Точнее у воронки, которая осталась на его месте и в которую я кубарем свалился, не ожидая ощутить яму там, где ее раньше не было. Видимость же на месте взрыва была почти нулевой, пальцев на вытянутой руке не разглядеть как следует.

Чуть отдышавшись после броска, я выбрался из воронки, и, сильно пригнувшись, осторожно направился к упавшему гравилету. Я был уверен, что Дохтер прошел тем же путем, и я окажусь у него за спиной. Главное было не шуметь, что сложно сделать, когда под ногами кучи камней и свернутых досок. Но я старался. Особенно страшно было наступить на торчащий гвоздь, поэтому двигался я стелющимся шагом, не поднимая ног высоко.

Чем больше я удалялся от развороченного пункта наблюдения, тем лучше становилась видимость. И, наконец, я разглядел впереди силуэт Дохтера. Ну, я не видел, что это именно он, но понятно было, что он крупнее любого из мальчишек, и в руке у него ракетное ружье. Я остановился, прильнул к уцелевшей стене барака, и вскинул к плечу карабин. Вжал приклад в плечо, прицелился по стволу, так как прицел не был включен, положил палец на спусковую пластину, готовый ее прижать… Но меня словно парализовало. Я с ужасающей ясностью понял, что не могу выстрелить в человека.

Да, я легко убивал тварей. Никогда не рефлексировал на охоте, и даже из гравилета долбил ракетами, зная, что под прицелом люди. Но это другое. Я знал, что там пацаны, в укрытиях, но не видел их. И злости на них мне с лихвой хватало, чтобы выжимать гашетку. А тут передо мной была человеческая спина. И я знал, что с ней будет, попади в нее широкий наконечник гарпуна. Я это так отчетливо представил, что у меня ком подкатил к горлу, а палец на спусковой пластине словно стал чужим.

Но это был не просто человек. Это был Дохтер, который, уже вне всяких сомнений, использовал Ксюшу в своих грязных целях, а теперь она и вовсе могла умереть. Ее жизнь на одной чаше весов, на другой жизнь выродка.

Я ощутил, что снова контролирую палец. Я пару раз глубоко вдохнул, как это делала Ксюша перед выстрелом, замер, и прижал спусковую пластину.

Глава 7. «ПОЕДИНОК»

Я знал, что лучший выстрел всегда тот, которого сам не ждешь. Когда выжимаешь спусковую пластину, а оно вдруг – бах! Если же к выстрелу готовишься, то тело на рефлексах, помимо воли, пытается как-то компенсировать предполагаемую отдачу: то плечом вперед дернет, то руку напряжет, чтобы ствол удержать от ухода вверх. А это уже все, не выстрел, а смех один. Но в моей ситуации я выстрела ждал совершенно осознанно. Во-первых, дистанция до цели была такой маленькой, что хрен промахнешься. Во-вторых, меня больше заботило, стоит карабин на предохранителе или нет.

Поэтому я выжал спусковую пластину, наверное, чересчур резко, да только не было смысла сетовать по этому поводу, потому что карабин все равно не выстрелил. Раздался едва слышный щелчок электронного шнеллера, и все, ничего больше, гарпун остался в стволе.

Я выдохнул. Вообще-то, результат был вполне логичным. Такой опытный воин, как Вершинский, не кинул бы карабин в отсек гравилета, не включив предохранитель. Но попробовать стоило. Отрицательный результат – тоже результат. Хотя я бы сейчас предпочел положительный. Хотя бы по той причине, что Дохтер продолжал осторожно продвигаться к развороченным останкам гравилета, держа наготове ракетное ружье, прислушиваясь к каждому звуку вокруг. А у меня в руках только тяжелый предмет. Но я понимал, что в рукопашной с Дохтером, если я попытаюсь его прикладом по башке огреть, шансов у меня мало. Хотя бы из-за разнице в массе. Не было у меня иллюзий по этому поводу. Много раз я видел, как в мальчишеских потасовках побеждал не тот, кто лучше стоял на ногах или быстрее двигался, а банально тот, кто заметно выигрывал в массе тела. Дохтер весил килограммов девяносто, а я едва пятьдесят, это если вместе с трусами и курткой.

Но тут мой взгляд остановился на полированном наконечнике гарпуна, торчащего из ствола. Острый, как бритва, из первосортной легированной стали, похожий скорее на хирургический инструмент, чем на грубое оружие, шириной с мою ладонь, хищно изогнутый к острию, он даже в пыли и дыму опасно поблескивал и скалился режущей кромкой. Гарпун, сам по себе, был оружием. Даже без карабина.

Я вспомнил, как в детстве меня удивила реакция огромной бездомной собаки на кошку. Собака не то что в два раза больше кошки весила, а на порядок превышала ее в массе, но когда кошка зашипела, выгнула спину и показала когти, собака отступила. Потому что когти – штука страшная. Даже если ты намного легче противника.

Я вынул из боевого каркаса один из оставшихся там гарпунов, и взвесил в руке, прикидывая баланс. Он был сильно перетянут в сторону наконечника, а значит, сохранит стабильность гарпуна на траектории, если его бросить в спину Дохтера. Тупо, как копье. Но для такого броска дистанция была уже великовата. К тому же копье лучше кидать с разбегу, тогда скорость броска приплюсуется к моей скорости, и толку будет больше.

Я пристегнул карабин к боевому каркасу, сделал несколько глубоких вдохов, поудобнее перехватил гарпун, и рванул вперед.

Видно еще был плохо, но я мчался изо всех сил, и фигура Дохтера начала четче прорисовываться из размытого силуэта. Это определенно был он. Я поднял руку с гарпуном, еще прибавил ходу, и был готов метнуть импровизированное копье, когда мне под ногу подвернулась одна из валявшихся по всюду досок.

Все произошло так стремительно, так неожиданно, так невпопад, что я вообще никак не успел среагировать, и растянулся на земле метрах в десяти позади Дохтера, едва не разрубив сам себе лицо наконечником гарпуна.

Дохтер, естественно, обернулся, и наши взгляды встретились. Мимика на его лице изобразила богатую гамму чувств, начиная от крайнего испуга когда он представил, чтобы с ним произошло, если бы я не споткнулся, заканчивая пылающим торжеством, когда он понял, что в данный момент полностью контролирует ситуацию. Он растянул губы в зловещей улыбке и поднял ствол ракетного ружья.

Первой моей мыслью было перекатом уйти в сторону, а затем уже, прикрывшись остатками стен от прямого выстрела, думать, как поступить дальше. Но в следующий миг стало ясно, что доска, о которую я споткнулся, валялась тут не одна, что я находился в самой гуще обломков одного из разрушенных взрывом бараков. Я лишь мельком окинул взглядом доступное для наблюдения пространство, и ужаснулся, сколько вокруг огромных гвоздей торчало из досок остриями вверх. Чудом