Закон бессмертных - Джули Кагава Страница 57

— Славный человек, — раздался голос у меня за спиной.

Я резко развернулась. Джеб стоял у угла клетки и смотрел внутрь, его суровое лицо ничего не выражало. Этот человек сам двигался, точно вампир, — я даже не заметила, как он подошел.

— Понимаешь, Эллисон, — задумчиво сказал Джеб, правда, не глядя при этом на меня, — этого человека больше заботит безопасность его семьи, чем его собственное короткое существование. Собственно, все здесь понимают, как защищать целое, а не отдельных индивидуумов. Поэтому им и удалось выживать так долго.

— Думаете, запирать раненого человека, как собаку, без медицинской помощи — это то, что нужно?

Джеб обратил на меня свой стальной взгляд.

— Если душе этого человека грозит разложение, а телу — переход во тьму, то это уже больше не человек, а демон. А когда демон проявит себя, лучше держать его взаперти. Ради безопасности тех, кого не затронуло зло, — да, я думаю, это то, что нужно.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но Джеб опередил меня:

— А что бы ты сделала на их месте?

— Я… — Джеб поднял брови, и я сердито посмотрела на него: — Я не знаю.

— Вы с Иезекиилем, — старик покачал головой, — оба отказываетесь видеть мир таким, каков он есть. Но это не моя проблема. А теперь извини меня, мне нужно помолиться за душу этого человека. Возможно, ее еще удастся спасти.

Он отвернулся от меня, склонил голову и тихо забормотал. Джо в клетке сделал то же самое. Я вернулась к поленнице, нагрузила тачку, постаравшись уложить поленья так, чтобы при движении они грохотали как можно громче.

Я понимала, что в каком-то мерзком извращенном смысле Джеб прав. Любому, кого покусал бешеный — пес, скунс или человек, — грозила опасность обратиться. Это совсем не похоже на обращение в вампира, когда нужно выпить кровь своего покровителя. В моем случае кровь Кэнина — Мастера — придала мне достаточно сил, чтобы превозмочь болезнь, и он укусил меня сразу же после того, как на меня напали. И даже с учетом этого мне повезло — большинство вампиров, пытаясь продолжить свой род, создают лишь бешеных. Вирус бешенства сильнее, и с ним все проще. Каждый случай индивидуален, рассказывал мне Кэнин, обычно все зависит от серьезности раны, крепости организма и силы воли сопротивляющейся инфекции жертвы. Вирус распространяется быстро, сопровождаясь сильной лихорадкой и страшной болью, — и в конце концов убивает носителя. Если ничего не предпринимать, тело возрождается, совершенно преображенное, в виде бешеного, несущего в себе тот же смертельный вирус, что обратил его.

Я понимала, что предпринятые Арчерами меры предосторожности были необходимы — даже если речь шла о члене семьи, рисковать было нельзя. Но от одной мысли о том, что можно запереть человека в клетке и оставить в одиночестве, в ожидании смерти, по спине у меня бежали мурашки. Что бы подумал об этом Зик? Был бы он так же потрясен и оскорблен, как я? Или принял бы сторону Джеба, заявил бы, что все правильно?

Зик. Я прогнала из головы мысль о нем, швырнув полено в тачку с такой силой, что оно отскочило, вылетело обратно и стукнулось о стену сарая. То, что произошло между нами на платформе, повториться уже не могло. Как бы сильно я этого ни желала, я не могла позволить ему такой близости снова. Ради нас обоих.

Когда я вернулась с полной тачкой поленьев и сучьев, Рут и Зик все еще сидели там рядышком. Я не стала подниматься к ним, а осталась внизу смотреть, как Ларри показывает, как правильно поддерживать огонь — не покидая зоны поселения, он по специальным желобам спускал поленья прямо в костер. Это меня впечатлило. Вместо того чтобы по-глупому выбегать за границы поселения, бросать поленья в огонь и искушать бог знает скольких бешеных, наблюдающих за ними из леса, здешние обитатели проявили изобретательность и придумали, как решить проблему наименее опасным способом. Их смекалка была достойна восхищения. Разобравшись с кострами, я отправилась обратно к сараю, подальше от платформы с Зиком и Рут. Может, он покажет ей, как держать мое ружье и стрелять из него — она будет в восторге, — и я смогу переключиться на охрану скота. Что угодно, лишь бы оставаться подальше от него.

Я открыла дверь сарая и скользнула внутрь — воздух там был затхлый и теплый, животные мирно дремали. Большинство наших сейчас были снаружи — помогали часовым или выполняли какую-то работу по хозяйству. Но Тереза, Сайлас и дети остались здесь. Старина Сайлас, прикрывшись одеялом, прикорнул в уголке, из его открытого рта доносился храп. Тереза сидела рядом, чинила покрывало, напевая что-то под нос. Она улыбнулась и кивнула мне.

— Эллисон! — Калеб выскочил из стойла и направился ко мне; вслед за ним, сжимая в кулачке бутылку с молоком, шла тихоня Бетани. Калеб нес на руках пятнистого козленка и едва справлялся со своей ношей — тот блеял и слабо брыкался. Я поспешно опустилась на колени, взяла козленка и прижала к груди. Он немного успокоился, но все равно жалостливо плакал. — У него нет мамы, — голос у Калеба был такой, будто он вот-вот разрыдается. Он вытер лицо, оставив на щеке грязный след. — Нам надо его кормить, но он никак не хочет пить из бутылочки. Он все плачет, но молока не хочет, а чего он хочет, я не знаю.

— Ну-ка. — Я протянула руку, и Бетани дала мне бутылку.

Я села, оперлась о стену, устроила крохотное создание у себя на коленях, а двое человеческих детей с тревогой наблюдали за мной. На секунду меня кольнуло раздражение — этим должна была заниматься Рут, а не я, — но затем я сосредоточилась на своей задаче. Я лишь смутно представляла, что делать, — я никогда раньше не видела коз, не говоря о том, чтобы держать их в руках, — но надо было, чтобы все получилось.

Я выдавила из соски каплю молока, дождалась, пока козленок снова заблеет, и сунула соску ему в рот. Первые два раза упрямый малыш тряс головой и плакал еще громче, но на третий наконец понял, чтó я ему предлагаю. Он ухватил бутылочку и принялся жадно, с бульканьем пить, и мои зрители разразились восторженными аплодисментами.

Я и моргнуть не успела, как Калеб уселся рядом со мной, Бетани пристроилась с другого бока и прижалась к моему плечу. Я напряглась, сдерживая себя, но дети, похоже, ничего не заметили, а малыш у меня на коленях разразился жадным плачем, когда я опустила бутылочку. Смирившись, я откинулась назад и окинула взглядом трех юных созданий, стараясь не вдыхать их запах и не вслушиваться в стук их сердец. Тереза посмотрела на меня и улыбнулась — я беспомощно пожала плечами.

— Знаете, — пробормотала я, главным образом чтобы отвлечься, не думать о крови, биении сердец и нарастающем Голоде, — думаю, этому мальцу нужно имя, если его еще никак не зовут. Что скажете?

Калеб и Бетани согласились.

— А если Принцесса? — предложила Бетани.

— Глупость какая, — тут же отозвался Калеб. — Это девчачье имя.

Бетани показала ему язык, Калеб показал ей язык в ответ. Я смотрела, как козленок сосет бутылочку, молоко стекало по его мордочке. Он был почти целиком белый, если не считать черных пятнышек на задних ногах и одного большого пятна вокруг глаза. С ним он походил на бандита или пирата.

— А если Пятнашка? — задумчиво сказала я.

Дети радостно захлопали. Оба решили, что это отличное имя, и Бетани даже поцеловала Пятнашку в мохнатую макушку — козленок не обратил на это никакого внимания. Понаблюдав немного за тем, как он поглощает молоко, Калеб отчаянно вздохнул и прижался ко мне.

— Не хочу отсюда уходить, — прошептал он, и в голосе его звучала необычная для столь маленького ребенка усталось и отрешенность. — Я больше не хочу искать Эдем. Я бы остался тут.

— Я тоже, — пробормотала Бетани, но она уже почти спала, свернувшись клубочком у меня под боком.

Калеб почесал