Последний архив - Андрей Петров (petrov) Страница 10

— Какие экспонаты? — спросил Волков, держа руку на рукояти резака.

Кадет перевёл вопрос — его губы беззвучно шевелились, повторяя движения оператора. Синхронность была идеальной, жуткой. Символы на экране изменились, перестроились в новый паттерн.

— "Последние сообщения. Финальные передачи. Предсмертные крики цивилизаций. Всё, что осталось от тех, кого больше нет. Собрано. Сохранено. Каталогизировано." — Кадет сглотнул. — "Двенадцать оригинальных — от экипажа станции. Остальные — собраны из космоса. Услышаны. Записаны. Теперь вечны."

— Экипаж станции... они все такие? — Волков кивнул на оператора.

— "Трансформированы. Интегрированы. Стали частью архива. Добровольно. Когда поняли масштаб. Когда услышали голоса. Когда осознали — физическая форма временна. Информация вечна."

— ИИ станции?

Пауза. Долгая, неестественная. Наросты вокруг замерли, их пульсация прекратилась. Потом, словно что-то огромное и древнее пробуждалось от сна, по всему командному центру прокатилась волна света.

Ещё пауза. Десять секунд. Двадцать. Словно невидимый разум собирал себя по частям, вспоминал, как говорить.

Наконец, из динамиков раздался голос. Женский, искажённый временем, прерывистый, с долгими промежутками между словами.

— Приветствую... вас... посетители. — Каждое слово давалось с трудом, словно Лета заново училась речи. — Я... Лета... хранительница... архива. Прошу... прощения за... необычный... интерфейс.

Ещё одна пауза. Наросты пульсировали в странном ритме, будто перезагружались.

— Двести лет... одиночества... заставляют искать... нестандартные решения... для поддержания... функциональности.

— Ты ИИ? — спросил Волков.

Тишина растянулась на полминуты. Потом:

— Я... была... ИИ. Теперь я... — долгая пауза, наросты вспыхнули ярче, — больше. И... меньше. Категории... размываются... когда существуешь... достаточно долго.

— Что случилось с экипажем станции?

Снова задержка. Словно каждый вопрос требовал перестройки всей системы для ответа.

— Они стали... экспонатами. Добровольно. — Голос становился чуть увереннее, но паузы оставались. — Когда мы приняли... первый сигнал... настоящий сигнал... всё изменилось. Это был... крик умирающего мира. Они передавали... не просто данные. Они передавали... себя.

Волков переглянулся с остальными. В глазах Моряка читался ужас. Гремлин выглядела заинтригованной и испуганной одновременно. А Кадет...

Кадет смотрел на оператора Ямамото с благоговением. И его губы продолжали беззвучно двигаться, повторяя что-то. Синхронизация углублялась.

— Герц, незаметно проверь системы отстыковки, — приказал Волков по закрытому каналу командования.

— Проверяю... — пауза. Потом тихий выдох. — Не реагируют, Шеф. Совсем. Захваты заблокированы. Аварийный сброс тоже не работает.

Волков принимал решение. Кадет уже синхронизировался с оператором — разрывать контакт сейчас могло быть опасно. Герц докладывал о растущей интенсивности сигнала — станция что-то делала с ними, прямо сейчас. И где-то в глубине сознания шевелилось понимание: они уже в ловушке. Стыковка прошла слишком гладко.

Вот и ответ. Станция впустила их, но это был билет в один конец. Оставалось только идти вперёд. И надеяться, что тот, кто оставил послание о секторе Г-7, знал выход.

— Они мертвы? — спросил он вслух, продолжая диалог с Летой.

— Они... трансцендировали. — Пауза между словами сократилась, но всё ещё была заметной. — Смерть — это... потеря информации. Здесь ничто... не теряется. Всё сохраняется... каталогизируется... остаётся доступным.

Оператор Ямамото снова поднял руку, на этот раз указывая на дверь в дальней стене. Дверь, которой не было на схемах. Она медленно открылась, являя коридор, уходящий в голубоватую мглу.

— Галерея... ждёт, — произнесла Лета после долгой паузы. — Десять тысяч... историй. Десять тысяч... цивилизаций. Хотите... услышать?

— Шеф, — Герц снова вышел на связь. — Рекомендую... то есть, сигнал усиливается. Что бы станция ни делала, она наращивает интенсивность.

— Мы должны увидеть! — выпалил Кадет, словно очнувшись. — Это история тысяч миров!

— Которые все вымерли, — мрачно заметил Моряк.

— Всё... умирает, — медленно ответила Лета. — Звёзды... гаснут. Планеты... остывают. Вопрос лишь... оставите ли вы... след.

— Покажи нам одного, — сказал Волков. — Одного из... экспонатов. И мы решим.

Он не собирался уходить — не мог уйти. Но хотя бы будет знать, с чем имеет дело.

— Мудрый... выбор, — одобрила Лета после паузы. — Следуйте... за светом.

По коридору побежала волна голубого сияния. Они двинулись следом — через узкие переходы, мимо новых скоплений наростов, всё глубже в нутро станции. Кадет шёл как во сне, его губы не переставали шевелиться.

Коридор вывел их в круглый зал. Высокий потолок терялся во тьме. Стены были покрыты чем-то похожим на соты — тысячи шестиугольных ячеек, каждая размером с человеческую голову. Некоторые светились изнутри, другие были темны.

В центре зала — кольцо голографических проекторов старого образца. Массивные, покрытые всё той же органической сетью. Но узнаваемые. Работающие.

— Малая... галерея, — произнесла Лета. Её голос здесь звучал громче, резонируя в акустике зала. — Здесь хранятся... самые ценные... экземпляры. Первые... и последние. Альфа... и омега.

Проекторы ожили. В центре кольца начала формироваться голограмма — медленно, слой за слоем. Человеческая фигура. Женщина в лабораторном халате.

— Доктор... Елизавета Крамер, — представила Лета. — Руководитель проекта... "Мнемозина". Последняя... кто принял... архивирование. Одиннадцатое августа... две тысячи сто сорокового года.

Голограмма обрела чёткость. Женщина средних лет, усталое лицо, но глаза... глаза были живыми. Слишком живыми для записи двухсотлетней давности.

— Если вы это видите, — заговорила она, и её голос был чист, без помех, — значит, архив функционирует. Значит, наша жертва была не напрасной.

Кадет шагнул вперёд, заворожённый. Волков хотел остановить его, но было поздно — парень уже стоял в кольце проекторов, глядя на голограмму снизу вверх.

— Мы нашли их, — продолжала Крамер. — Тех, кто собирает истории умирающих миров. И они предложили нам стать частью коллекции. Сохранить не только наши тела, но саму суть человечества.

Голограмма повернулась, посмотрела прямо на Кадета. Улыбнулась.

— Ты понимаешь, не так ли? Молодые всегда понимают быстрее. Смерть — это потеря. Архив — это сохранение. Мы можем показать тебе всё. Все тайны. Все ответы. Нужно только...

— Не слушай её! — рявкнул Волков, но Кадет уже протягивал руку к голограмме.

И в этот момент свет в зале изменился. Стал ярче, резче. Соты на стенах запульсировали, и Волков понял — каждая ячейка хранила чью-то историю. Чью-то смерть. И все они ждали своей очереди быть рассказанными.

Архив открылся.

И закрыть его будет намного сложнее, чем Волков мог представить.

Глава 3. Каталог забвения