Иные - Александра Яковлева Страница 27

Доедая в столовой завтрак, Борух твердо решил: сегодня он сбежит отсюда.

С самого утра во всем замке чувствовалось оживление: с кухни тянуло густым польским борщом, прямо как у пана Вислава, а в южном крыле готовили комнаты. В такой суматохе, пока все заняты делом, а Нойманн еще не вернулся, убежать было легче легкого.

Борух отважно доел кашу, сунул в карманы по вареному яйцу и кусочку хлеба про запас и сделал вид, что идет вместе со всеми на занятия. Но, чуть отстав, нырнул в чулан под лестницу. Там, притаившись, дождался, пока шаги других детей стихнут, и тогда выбежал из своего укрытия, а потом и из замка.

Двор был пуст, а ворота — открыты. Борух припустил по каменной дорожке через ров, но не успел выскочить за ворота, как услышал рычание мотора. Он бросился в заросли можжевельника как раз вовремя: роскошный автомобиль, блестя хромированным радиатором и орлом на капоте, въехал во двор. Это была чужая машина, не фройляйн Катарины.

Автомобиль остановился у лестницы, и водитель, открыв дверцу пассажиру, помог ему выбраться. Ганс вышел навстречу, и его лицо застыло, а спина выпрямилась. Борух пригляделся к гостю: ростом он был ниже Нойманна, а телосложением заметно крупнее, но носил такой же кожаный плащ, а еще фуражку с кокардой и высокие сапоги. Он точно был из военных, но из каких именно и в каком чине, Борух не мог понять. Гость поднялся по лестнице, и Борух подался вперед, чтобы получше его разглядеть. Ветка под ним хрустнула. Ганс обернулся, словно пес, почуявший куропатку, и Борух замер, молясь, чтобы его не заметили.

Ганс что-то сказал гостю, проводив его в холл, а потом вернулся на лестницу и негромко позвал:

— Эй, я знаю, что ты там. Выходи.

Борух поднялся и, отряхивая волосы от ломких веточек и мелких синих шишек, выбрался из можжевельника. Он подошел к лестнице, разглядывая автомобиль: смотреть на Ганса совсем не хотелось. Водитель, чье отражение он увидел в боковом зеркале, подмигнул ему.

— Будь добр, — сказал Ганс, беря его за плечо, — поднимись в класс и попроси Далию подойти в малую гостиную. Скажи, прибыл адмирал Канарис. Она знает.

Ничего другого не оставалось, и Борух побрел наверх.

На классной доске висели плакаты с головами людей разных национальностей, и Борух совсем сник. Он терпеть не мог антропологию, потому что она была какая-то несправедливая. Если послушать Эберхарда, выходило, что такие, как Борух, мало чем отличаются от обезьян и не заслуживают хорошего обращения, в то время как такие, как Ансельм, — потомки высших существ и должны править остальными расами. Одним словом, ужасно обидная чушь, с которой Борух мирился, стиснув зубы.

Его опозданию Эберхард не обрадовался, но как только услышал имя адмирала Канариса, проглотил все ругательства. Далия тихонько выбралась из-за парты и, сжимая в кулаке свой мешочек с гадальными камешками, вышла из класса, даже не спросив разрешения. Эберхард ее не остановил. Это было настолько удивительно, что Борух тоже решил не оставаться в классе. В конце концов, думал он, идя рядом с Далией, девочку нужно проводить и убедиться, что она в безопасности с этим Канарисом, кем бы он там ни был. Недавно на германской литературе они читали по ролям «Нибелунгов», и теперь, идя мимо гобеленов и рыцарских доспехов, Борух и сам чувствовал себя немного рыцарем. В этом крыле он еще никогда не был и не мог наглядеться на затянутые в шелк стены, старинные гобелены и вазоны с живыми садовыми цветами. Под потолком распахивали крылья птицы, похожие на ворон. Они сопровождали их на всем пути, словно указывали дорогу.

— Тебе не обязательно со мной идти, — заметила Далия, мельком взглянув на Боруха. Один глаз у нее смотрел всегда прямо на собеседника, другой — немного в сторону и сквозь, будто Далия видела нечто за плечом у каждого. Видела — и помалкивала.

Сбиваясь, Борух объяснил ей про безопасность и про рыцарей. Далия тихонько засмеялась.

— Он мне ничего не сделает, — ответила она. — Если хотел сбежать с урока, так и скажи.

Борух насупился. Далия была самой невыносимой девчонкой из всех, как он мог об этом забыть.

— А зачем тебя к нему позвали? — спросил Борух, все еще немного дуясь.

— Вот для этого. — Далия покачала на ладони мешочек. — Адмирал слушает, что говорят руны. Вернее, пытается. Каждый раз задает один и тот же вопрос, каждый раз недоволен ответом. Как будто судьбу можно изменить.

— А что он спрашивает?

— Ждет ли его победа. Давай сюда, так быстрее.

Они свернули к неприметной двери, которая оказалась не заперта, поднялись по винтовой лесенке и попали в чудную галерею. Пожалуй, это была самая красивая часть замка — во всяком случае, ничего красивее Борух еще не видел. Он словно очутился в церкви: свод над его головой раскрывался золотыми цветами, а стены украшала старинная, потемневшая от времени роспись. Посреди галереи на полу разноцветной мозаикой переливалась целая картина: черные птицы, точно такие же, как в коридорах под потолком, расправили крылья. Это были вороны. Они обнимали круг, похожий на розу ветров. В центре круга Борух увидел символ, который уже не раз встречался ему в замке. Это было что-то вроде замкового герба: не то водоворот, не то крепкий узел. Ничего общего с символами новой германской власти, но Борух все равно старался на него не смотреть. Всякий раз, когда этот узел-водоворот попадался ему на глаза, начинала кружиться голова, а тело будто связывало по рукам и ногам. Но воронов хотелось разглядеть получше. Борух подошел ближе, коснулся крыла одной из птиц носком ботинка, и ему показалось, что ворон подмигнул золотым глазом.

Резко развернувшись, Далия со всей силы толкнула Боруха в грудь. Он попятился, ошеломленный.

— Ты чего?!

— Дальше нельзя! Не наступай, а то… — Далия шагнула вправо, предупреждая выпад Боруха. — Тебе это не нужно. Иначе уже не сбежишь, понял?

— От кого не сбегу, от адмирала? — переспросил Борух. Перемена настроения Далии была и странной, и до жути обидной.

— Не попадайся адмиралу на глаза, — холодно предупредила Далия.

— Почему? — Не то чтобы Борух собирался, но, когда так запрещали, хотелось сразу из вредности сделать по-другому. Далия снова покачала на руке мешочек.

—