Сила Медведь - М. Г. Лой Страница 16

В этот момент дверь открылась и порог переступил секретарь. Михей быстро отдал ему указания, и Сила понял, что переубедить Михея не получиться, а оставаться тут дольше опасно. Есть угроза скрутить плешивой собаке башку. Сидеть в клетке из-за гниды Медведь не собирался.

Секретарь почему-то передал их Вальке Слабачку, который быстро оформил дело, заставил Медведя расписаться в десяти бумажках, сунул ему четыре, потом снял отпечатки с вороньих пальчиков, естественно, когда она обернулась в форму человека, затем писарчук быстро срисовал на разлинованном на шесть клеток листе Ворону со всех сторон. Валька поулыбался ей, пострелял в неё глазищами.

Домой Медведь шёл с тяжёлым сердцем, задавливая на корню желание вернуться и оторвать помойной псине голову. Переступив порог избы, Сила согрел воды, напился пустого чаю, затем налил в ванну воды и заставил Ворону вымыться. Пока девка плескалась в воде, сбегал к Матрёшке в «Матрёшку», прикупил одежды. Правда купил мужскую, и когда Ворона натянула на себя новинку, оказалось, что велика ей, хотя Медведь вроде как на три размера меньше, чем себе брал.

Вернувшийся с работы Кощей, явно не обрадовался сидящей на табурете Вороне, грызущей очередную вафлю и запивающую её кровью. Пришлось и этого добра купить.

— Не понял? — только и сказал Скоморох ещё не до конца закрывший за собой входную дверь.

— Всегда бывают в жизни исключения, — пробасил философски Медведь, до сих пор злой. Решив наделать вареников, уже какое-то время месил тесто и рисковал сделать из него кусок булыжника. Здоровые ручища мяли белоснежный комок, и дубовый стол на мощных ножках при этом жалобно стонал.

— Это не то исключение, что радует, знаешь ли, — недовольно заявил Кощей, одетый в скоморошечий костюм и разрисованный жёлто-розово-голубо-зелёно-яркой краской. Видно встречал мамашу из роддом, потому что на кончиках треугольной, шутовской шапки были привязаны несколько воздушных шариков, а из-за ворота шапки торчали два леденца: петушок и кот.

— Меня сейчас, Кощей, вообще ничто не радует, — не добро глянул на брата Сила, треснув тесто о столешницу. Ворона вздрогнула и вжалась в стену, повернув неестественно голову в сторону Скомороха и уставившись на него большими, жуткими глазами. Подтянула под себя коленки. — Михей, гнида позорная, дело завёл, однако забрать девчонку не захотел. И теперь она будет жить у нас. С нами. Пока не закончится расследование. Я надеюсь тебе ясно, дважды повторять не буду.

— Ну, в любом случае гнать беду уже поздно, — раздался из-за спины Кощея старческий голос. Скоморох вздрогнул, он забыл про бабку, что плелась следом за ним. Отступил в сторону. Она сделала пару шагов вперёд. — Добра тебе в дом, Силушка. Света и тепла. Пусть лучи Солнца многоликого одарят тебя всем лучшим и чистым, что сохранилось ещё в этом мире, — и бабка Настасья махнула в его сторону сухим веником из только ей ведомых трав.

— Садись, Старуха, будь гостьей, — указал на один из табуретов Сила, отряхивая руки от муки. — Чаю сейчас тебе сделаю.

— Сделай, Силушка, и про сладкую вафлю не забудь, — крякнула бабка и уселась на табурет, подле продолжавшей в такой же позе, что и раньше, сидеть Вороне. Только сейчас упырка смотрела на Настасью Старуху, мужа которой Сила совсем недавно в землю схоронил. Смотрела таким же взглядом, что и на Кощея, забыв правда о вафле. На щеке повисли крошки, а губы были измазаны сгущёнкой. Она напоминала трёхлетнего ребёнка. Бабуля же, чуть улыбнувшись, глянула на девку. Были у неё такие редкие способности, что ни ведьмачкой бабку назвать было нельзя, ни провидицей. Она вообще странной была, сколько Сила её знал, всё время вопросами задавался.

— Так может, Старуха, тряхнёшь пару раз веником-то своим, — сказал Кощей, разуваясь и скидывая яркий, расшитый лоскутами тулуп. — На кой в нашем доме беда. Ещё ж не поздно прогнать-то, — затем вышел, чтобы оставить одежду и обувь в тёплых сенях.

— Беда, али нет, Кощеюшка, не могу знать, — пожала Настасья плечами и полезла скрюченными пальцами за вафельной трубочкой, что в скудном запасе лежали на большой тарелке. Сила прикупил у Павки Хрипуна, когда Вороне за одеждой в «Матрёшку» бегал. — Птица она ж не только недобрые вести приносит, порой и хорошие, и гнать эти вести тоже опасно.

— Опасно не опасно, не важно. Ворона и упырка — это уже не есть хорошо. Гони давай, — ответил Скоморох, вернувшись в дом и крепко прикрыв за собой большую, обитую ватным одеялом толстую дверь.

— Поздно, — бабка откусила кусочек мягкой вафли с варёной сгущёнкой. — Летит уже письмо к Силушке. Остановить-то весть можно, но не предотвратить случившееся. Прости, Силушка.

— Да что уж там, — буркнул Медведь, разливая горячую воду по кружкам, а потом добавляя из заварника настоянный крепкий чай…

Вечером, когда Старуха ушла, на прощание всё же махнув веником из трав, перед сном, налопавшись вареников с картошкой, посовещавшись, решили отвести девчонку в Лунный Терем.

— На телеге поедем, — сказал Кощей. — К Кровавому Терему, — иногда главный «офис» упырей называли так, грубо, но здесь никто никого не спрашивал, — дней пять пешим ходом тащиться. Все сапоги сотрём.

— Надо бы полог натянуть. Сейчас ветра начнутся. Снег будет, Зверь чует. Погода такая, необычная, — согласно кивнул Медведь.

— Раньше Большая Столица была поменьше. Сейчас разрослась, как плесень.

— Раньше такая и была. Чего сочиняешь.

— Да меньше была.

— Не важно.

— Ты мог бы её просто у Михея оставить и всё, — после недолгой паузы сказал Кощей. — Сказать, мол, забери и прощевайте, люди злые. Всё. И что бы он сделал?

— Штраф бы тебе вписал, — рыкнул Медведь. Кощей скрипнул зубами.

— Ну и заплатили бы. Хрен с ним. Деньги вода: сегодня есть, завтра в кармане дыра. Что за них трястись, за эти деньги. У нас с тобой, брат Медведь, бог другой.

— У нас с тобой, брат Кощей, бога нет.

— Атеизм тоже вера. Да и потом, я верю в тебя и в себя. Этого мне достаточно.

— Не об том речь. Просто, ежели бы бросил девку у Михея, он бы приказал вернуть её нам и сказал бы: возвращаю то, что не моё. И ещё чего-нибудь бы добавил, — Сила глянул на рядом сидящую Ворону. Как только он обратил на неё внимание, она расцвела широкой улыбкой, показывая уродливые клыки. И тут же вернулась к Кощею. Правда уже смотрела на него не так жутко, как прежде.

— Еды на первое время надо собрать, — буркнул Кощей. — И