Золотое время - Ирина Сергеевна Богатырева Страница 7

– Так что ты смотри, Рыжий, от такого тестя подальше. – Валерик смеется и еще что-то говорит, но они уже спустились вниз, и ветер сносит его слова в сторону, к реке. – …в восьмом, нет?

– Чего? – Ильдар с трудом разлепляет губы. Язык не поворачивается, тоже как будто примерз.

– В классе она в каком, спрашиваю? В восьмом? Целка несовершеннолетняя. Ты руки-то при себе держи. От двенадцати лет отхватишь. Общего режима.

Что-то хрустит – Ильдар не сразу понимает, что это он так сжал свои челюсти. И почему он все это терпит? Снова и снова спрашивает себя и не понимает. Плюнуть на все и уехать, на автобус пока денег хватит, не все еще прожил, что из дома взял.

Только это значит – и от нее уехать. А что-то ему говорит, что это насовсем.

– Ладно, харэ языком чесать, – обрывает Серый. – Там вон.

Они уже дошли до обрыва. Тут кладбище заканчивается, внизу – река. Быстрая, черная. Блестящая. Ее отсюда не видно, но Ильдар знает, что она там. Огибает деревню. Бежит на север. Все сибирские реки бегут на север – в Океан.

Мужики спускаются по тропинке, но не прямо вниз, а забирают по обрыву вбок. Идут по осыпающемуся яру. Валерик впереди, легко прыгает, за ним сыпется земля. Он приземистый, толстый, почти круглый, как колобок, такой же верткий и быстрый. Если сам Ильдар – Рыжий, а Серега – Серый, то Валера должен бы зваться Белый: лысину обрамляет нимб белых, не седых, а именно белых, пушистых и как будто бы неживых волос; в сумерках они видны ярко, как метка под хвостом оленухи. Ильдар фыркает, подумав такое. Сам Валерик говорит, что он альбинос. Правда, нет ли, кто поймет: Валера часто так шутит, что не ясно – не то заливает, не то всерьез. Но кожа у него тоже с бледными пятнами, на руки неприятно смотреть – как будто испачкался в краске и не отмылся. Ладони всегда обветренные, шершавые, пальцы шелушатся. Но этими руками он запросто загибает стальные уголки, ломает кирпичи и гнет гвозди, Ильдар сам видел. Он удивился, когда узнал, что Валерик старше флегматичного Серёги. На шесть лет.

Как он – Насти.

– Тут! – кричит впереди Валера и останавливается. Вынырнувшая из-за реки луна освещает его сбоку, он резко очерчен над водой и сплошной черной массой прибрежных кустов.

– Чего орешь, – одергивает его Серый.

Ильдар замечает, что там, где Валера остановился, из яра торчит лопата: заметили место, значит.

– Да не будет тут никого, не ссы. По реке разве пойдет кто.

– Нам никого не надо.

В ботинки набилась холодная, влажная земля. Ильдар наклоняется, чтобы вытрясти. Серый в это время достает из кустов еще две лопаты, протягивает одну ему. Кивком отправляет выше: копай. Сам врезается в том же месте, где стоит. Валера уже бодро копает. Слышно, как лопата обо что-то гулко стукается.

– Что там? – спрашивает Ильдар, шмыгнув носом.

Ему уже совсем не по себе. Ночь, кладбище, неприкрытые забором могилы. Мало ли какие албысы могут бродить в октябрьских сумерках. Снова вспомнилась старая Алия, оборачивающаяся черной свиньей. Ей хоть ножи были нужны, чтобы перекинуться, а местной нечисти надо ли что-то?

– Вурдалак! – гаркает Валера над ухом и хохочет.

Ильдара передергивает.

– Кончай орать! – цыкает Серый. – А ты копай уже, – бросает Ильдару. Сам он злобно вгрызается в землю, комья летят с яра вниз.

Ильдар отходит повыше и тоже принимается махать лопатой. Она легко входит в податливую, напитанную влагой и почти не скрепленную травой землю. Хрен с ними, хоть согреется.

– Вот он, родной, – говорит Валера, в нетерпении бросает лопату и тянет что-то из земли.

– Дурак, что ли? Обкапывай, – говорит Серый и идет к нему.

Вдвоем они работают быстрее. Ильдар еще на стройке заметил, пока было там чего делать и заказчики появлялись хоть иногда, как слаженно эти двое умеют работать, если захотят, видно, давно приноровились друг к другу: длинный Серый делал все медленнее, но основательно, низкий Белый – быстро и хватко.

Скоро у них под ногами образуется яма, в которой что-то виднеется. Бросают лопаты и вместе вытягивают, ставят в полный рост большой металлический ажурный крест.

– Раритет! Позапрошлый век! – хвалит довольный Валерик.

– В цветмете на это посрать.

– Кило шисят будет! – не унимается Валерик.

– Откуда он? – спрашивает Ильдар. Перестает копать, переводит дух, опершись на черенок лопаты.

– Склон просел. – Серый кивает наверх, к кладбищу. – Старые могилы из него полезли.

– Поперли, – говорит Валерик. – Там еще есть, нутром чую. До утра перероем тут все, озолотимся. Можно домой дуть.

Они перехватывают крест, как бревно. Поднимаются вверх, с трудом преодолевая крутой склон, перекладина то и дело цепляет за траву и кусты.

– Тяжелый, сука, – натужно выдавливает Валера. – Все восемьдесят. А ты копай, копай, студент, – бросает ему. – Там еще есть, нутром чую.

Ильдар снова берется за лопату. Мышцы разогрелись, это приятно. И все кажется уже не таким жутким. Он давно догадался, что мужики прут металлолом с кладбища – отвинчивают рамки с могил, пилят металлические скамьи, снимают навершья с памятников. Всё это валялось потом на дне Валериной «буханки». Иногда они уезжали куда-то – сдавать. Возвращались с водкой. Его никогда не звали с собой ни на промысел, ни бухать, и он был рад – не приходилось отмазываться. Сама мысль о том, чтобы что-то с кладбища взять, казалась кощунственной. Но сейчас не то: если этот крест и служил кому-то когда-то памятником, то уже отслужил свое и явно не нужен.

Лопата жестко тыкается во что-то. Совсем неглубоко. Ильдар аккуратно окапывает вокруг. Нет, не камень, что-то длинное. Уходит перпендикулярно в склон. Ильдар прикидывает положение, делает шаг ниже на метр и начинает копать перед собой, обкапывая слева и справа. Быстро проступает что-то узкое, круглое, как труба. Обкопав побольше, Ильдар останавливается, чтобы перевести дух. Берется руками за выступающую штуковину, качает. Она неожиданно легко поддается. Земля с нее осыпается, и, прежде чем сообразить, он видит, что держит в руках белое, гладкое – длинную кость.

Он отпрыгивает, будто ошпарившись, оступается и падает. Но ловит себя, встает на колени. Лицо на уровне торчащей из земли кости. В свете луны она тускло белеет. Она огромная, широкая, круглая. Нет, такая не может принадлежать человеку. Первый ужас сходит, Ильдар может внимательнее рассмотреть.

И чем дольше смотрит, тем меньше себе верит.

Перед ним из склона торчит огромный загнутый бивень. Как будто гигантский слон