Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова Страница 31

Марта выползла из своего укрытия, вяло поскребла метлой туда-сюда по асфальту. Вопросы в голове громоздились, налезая друг на друга. Жы-ж, крутилось у неё в голове. Соня. Майкина мама. Балам. Хорошо, что они всё рассказали Мишаевым и теперь у них есть план.

Вылезал в мыслях и Женька. Но Марта сбрасывала его, усилием воли переключалась. В теннисе это называется «подставка». Когда ты не успеваешь ответить на удар правильно, а просто вытягиваешь ракетку. Ставишь блок. И мяч возвращается сопернику с той же скоростью.

Отвращение плесенью расползалось по её влюблённости. И влюблённость скукоживалась, а под ней был худенький мальчик, даже и не симпатичный особо – так. Ни рыба ни мясо – красное ухо. Марта застыла, глядя на статую девочки, которая читала книгу. Слёзы наполнили глаза. Она подняла голову, чтобы закатить их назад. Не дай бог кто в «Агаресе» увидит её нюни.

6

На кухне пахло луком, персиками и разогретой плитой. Две кухарки за длинным столом резали огурцы с помидорами для овощного салата. Майка боком просочилась внутрь. С тоской глянула на зелёный в цветочек кафель и на неработающий вентилятор.

– Майя Пролетова, правильно? – заметила её одна из женщин. – Как же, как же, ждём тебя. Входи. Я Оля, а вот это – Даша.

Рыжая села на трёхногую табуретку в углу под полками, на которых стояли корзины с фруктами. Помимо яблок, груш и персиков в большой картонной коробке лежали грозди зелёного винограда, и Майка поняла, что каждый спортсмен получит сегодня по веточке на десерт после обеда.

– Ну что же, вперёд! – Оля поставила перед Рыжей мешок с картошкой. – Допрабсила на кухне никогда не лишняя.

– Вот именно что «раб». – Майя выдвинула узкий ящик с приборами и выбирала нож. Все они казались ей недостаточно острыми. – А Фёдор Фёдыч сегодня будет?

– Дык он с начальницей нашей за продуктами в Гурзуф уехал, – весело сказала Оля. – Кто ж его знает, когда вернутся.

– Этот возьми, – склонилась над ней Даша. Она протягивала небольшой ножичек с тонким лезвием и коричневой рукояткой. – Хоть неказистый, но удобный.

– Спасибо.

Майя подняла на неё глаза. Лицо у Даши было круглое, плоское, как тарелка. Капельки пота покрывали лоб. Время от времени они скатывались вниз и исчезали в добрых морщинках вокруг глаз.

– А сколько чистить-то? – спросила Майя.

– Да пока не устанешь, – ответила та задорно, доставая из холодильника подносы с заготовками для запеканки.

Клубни были грязные и кривые, похожие на комья сухой земли. Последние действительно иногда попадались в мешке, рассыпаясь в пыль у Майки в руках.

Послышался звук подъезжающей машины. Даша с Олей вытерли руки о фартуки и поспешили на улицу. Рыжая с облегчением последовала за ними и предусмотрительно остановилась на крыльце, наблюдая, как Фур-Фур, Марья Стасьевна и их помощницы разгружают грузовик.

На траву уже были сброшены коробки с морожеными курами и несколько мешков с макаронами и картошкой. Майка не рвалась помогать. Она хотела вот так: стоять и не шевелиться. Ветерок приятно обдувал мокрое лицо, после дикой смеси кухонных запахов свежий воздух казался сладким.

– Пролетова, привет! – помахал ей Фур-Фур. – Ты что тут делаешь? Почему не на тренировке?

– Её тренер наказал за какую-то провинность, – ответила за девочку Оля, – к нам послал трудом вину отрабатывать.

– Хорошие новости! – обрадовалась Марья Стасьевна. – Что стоим тогда? За дело!

7

Он был голоден с самого утра. Ламия не дала почти ничего. Ему нужна была жертва. Но все дети уже разошлись по тренировкам. В панике он обогнул спортивные корпуса, вернулся к жилым. Ах, как не хотелось нападать в толпе, но, видимо, снова придётся…

– Сейчас! – донеслось до него. – Я мигом! Купальник забыла надеть!

Он увидел вдалеке девочку, она поднималась по тропинке с пляжа. Лиля Бессмертная из секции по настольному теннису. Значит, идёт в третий корпус. Он встал в тень деревьев, так, чтобы она его не видела. К корпусу теннисистов вела дорожка, посыпанная гравием. По бокам дорожки росла трава. Простая, скучная трава. Он захотел, чтобы было иначе.

Почти сразу же он почувствовал, как землю пробили небольшие ростки. «Быстрее, быстрее, девочка скоро придёт сюда». Ростки поползли вверх, превращаясь в сочные зелёные стебли, на ходу обрастая листьями. Со щелчком, почти одновременно, лопнули на них бутоны. И вот уже стебли были все в цветах, напоминающих лилии. Белые нежные соцветия, пятиконечные звёзды семенных коробочек.

Ясенец. Одно из самых ядовитых растений. Людей обжигает и снаружи, и внутри. Обычно ждать боли надо часов двенадцать; но это был сотворённый им ясенец, а он был очень, очень голоден. Всё произойдёт быстрее. Намного быстрее.

Лиля уже бежала по дорожке.

– Ой какие, – остановилась она. – Потряс![48]

Она оглянулась, видимо, чтобы проверить, не идут ли тренеры, не будет ли кто её подгонять, чтобы возвращалась на тренировку. Он встал глубже в тень, не сводя с неё глаз. Девочка не увидела его.

Лиля шагнула в траву и принялась срывать цветы, набирая букет. Из своего укрытия он видел, как по ладоням её течёт сок из стеблей ясенца, как вдыхает она его ядовитые пары.

8

– Пролетова. – Фур-Фур, войдя в кухню, сразу направился к ней.

– А? – безнадёжно подняла глаза Рыжая. После разгрузки машины с продуктами все куда-то исчезли, а её снова посадили чистить картошку.

– Поменяемся? – предложил повар. – Мне картошку – тебе поварёшку, суп мешай.

Майка с благодарностью отложила нож, взяла ведро с очистками и опрокинула его в мусорный контейнер.

– Вот наказание-то мне Яртышников придумал, – проворчала она, вымыв руки и вставая у плиты. – Лучше уж действительно кросс бегать или подтягиваться до посинения.

Фур-Фур хмыкнул.

– А за что он тебя, кстати? – поинтересовалась вернувшаяся вслед за Фур-Фуром Марья Стасьевна.

– Да ерунда, – отмахнулась Майя, – мальчишка один наврал, что мы с Весновой из лагеря ночью сбегали.

– Наврал ли? – сощурилась Марья Стасьевна.

– Наврал, – упрямо повторила Майка. Острая боль пронзила ей спину. Она вскрикнула и зажмурилась.

– Что случилось? – закудахтал Фур-Фур. – Это что, из-за меня, да? Это я тебя зацепил? Извини, пожалуйста, ой-ёй, извини.

Майка открыла один глаз: кастрюля, которую повар водрузил на плиту, была огромной – литров на двадцать. Такой бандурой задеть её только что прорезавшийся хвост – немудрено, что ей так ослепительно больно.

– Ничего страшного, – выдавила она, – я просто ударилась там… вчера. Синяк.

– Может,