Гоцюй - Джин Соул Страница 31

– Правда?

– А зачем мне тебя обманывать?

– Верно, незачем… – пробормотал У Минчжу, обхватив пальцами висок, словно его мучила головная боль. С глазами его опять стало что-то странное: в них разлился на мгновение какой-то тягучий янтарь.

А-Цинь невольно попятилась. На это мгновение его лицо стало чужим, даже отчуждённым, будто проступила другая личина, тщательно скрываемая до сих пор. Так ли хорошо она знала У Минчжу? Существовал ли вообще тот У Минчжу, которого она, как ей казалось, знала?

Лицо У Минчжу стало прежним, он постучал ладонью по затылку, точно пытался вытряхнуть из него лишние мысли, и с некоторым беспокойством заговорил:

– Но ведь легко и ошибиться. Это могла быть просто жёлтая птица, верно? Иволги жёлтые, и канарейки тоже…

– Я не жёлтая птица, – нахмурилась А-Цинь. – Я не так поняла, или тебе отчего-то не хочется, чтобы я была золотой птицей?

Так, может, он не чжилань прилетал воровать? А если ему было приказано разыскать и… убить новое воплощение Цзинь-Я, и сдружился он с А-Цинь, только чтобы выведать у неё, в ком из певчих птиц пробудилась древняя кровь? Что, если всё это… вообще всё это было лишь притворством? Лицо А-Цинь застыло, когда в голове ураганом пронеслись все эти мысли, а внутри стало так холодно, точно душу сковало льдом. Если всё это ложь…

У Минчжу мог догадаться, о чём она думает. Он накрыл губы пальцами, зрачки сузились до маковых зёрнышек, и он с усилием сказал:

– Нет… я… Это страх.

– Страх? – удивилась А-Цинь. – Страх золотой птицы?

Он выдавил из себя вымученную улыбку:

– Этим я себя уронил в твоих глазах, верно?

А-Цинь засомневалась. Этот ворон уверял, что ничего не боится. Он голыми руками поймал змею, он не побоялся в одиночку прилететь на чужую гору и даже схватиться со стражами, цаплями и журавлями, превосходящими его как количеством, так и силой. И он же говорит, что боится золотую птицу?

– Ты это всерьёз? – недоверчиво спросила А-Цинь.

Она подумала вдруг, что, быть может, воронят на горе Хищных Птиц пугали Цзинь-Я точно так же, как цыплят на горе Певчих Птиц пугали Цзинь-У, Трёхногим. Она тоже поначалу испугалась, увидев перед собой настоящего цзинь-у. Ну ещё бы, то еще потрясение – увидеть перед собой то, чем тебя с детства пугают, даже если ты не особенно-то и верил в это!

– Цзинь-у боятся цзинь-я? – сочувственно спросила А-Цинь. – Ничего такого, наших цыплят тоже вами пугают. Я… не такая страшная. Надеюсь. Ты вот не страшный. Нисколько.

У Минчжу вприщур поглядел на неё, лицо его начало оживать, по крайней мере, глаза стали обычными.

– Не такой страх, – возразил он. – Я… Видишь ли, мне предсказали, что…

Он замолчал и нахмурился, точно раздумывая, стоит ли говорить ей об этом.

– Что предсказали? – с любопытством подтолкнула его А-Цинь.

– Накаркали, что меня убьёт птица с золотым оперением, – неохотно признался У Минчжу.

А-Цинь вытаращила на него глаза. Он криво улыбнулся и пожал плечами.

– Да посмотри на меня, – опомнилась от потрясения А-Цинь, – разве я могу кого-то убить?

Он в самом деле посмотрел, и в его глазах что-то промелькнуло.

– Ну не знаю, не знаю, – протянул он, – тебе ведь это почти удалось… в первую нашу встречу.

А-Цинь густо покраснела:

– И долго ты меня этой злосчастной мотыжкой попрекать будешь?!

У Минчжу засмеялся, но ответил очень серьёзно:

– Я не верю, что это ты.

– Что я золотая птица?

– Что ты предсказанная мне убийца.

Воцарилось неловкое молчание.

– Очень малодушно с моей стороны, – смущённо пробормотал У Минчжу, – но твои слова застали меня врасплох.

– Но я ведь уже говорила, что во мне пробудилась древняя кровь?

– Древняя кровь может по-разному пробуждаться. Это могут быть какие-то внешние черты или способности.

«А у меня всё и сразу», – подумала А-Цинь, а вслух сказала:

– Я вообще в предсказания не верю. Мне вон накаркали, что я нашу гору погублю. Как я могу погубить целую гору?

У Минчжу явно повеселел:

– Интересно, сколько бы тебе мотыжек для этого понадобилось?

– У Минчжу!!!

– Ха-ха-ха! Погоди! Не надо! А если попадёшь?

Некоторое время А-Цинь гонялась за ним вокруг поля чжилань, подбирая и кидая ему в спину мелкие камешки, но ни разу не попала, потому что ворон оказался увёртливым.

– Всё, всё! – поднял он руки, когда она загнала его к дереву. – Обещаю, что больше не буду!

– Будешь, – уверенно возразила А-Цинь.

Но он торжественно пообещал, что больше и словом о мотыжке не обмолвится.

А-Цинь словно в раздумье подкинула камешек на ладони.

– Ты же попадёшь с такого расстояния! – жалобно воскликнул он и закрыл лицо локтем. – Только не по лицу! Этот молодой господин дорожит своим лицом!

– А кто говорил, что шрамы украшают мужчину? – поддела его А-Цинь.

У Минчжу слегка вздрогнул, потом отвёл руку от лица и крепко зажмурился:

– Ладно. Кидай.

– Я же пошутила, – выронила камешек А-Цинь. – Ну ты и…

У Минчжу, видя, что буря миновала, встал прямо, расправил одежду и небрежно обронил:

– Я же говорил, всё, что захочешь, шрамы – так шрамы. Но, конечно, желательно всё же не по лицу… Удовольствия мало каждый день на такое смотреть, тебе приестся. Другое дело, на нетронутое лицо…

А-Цинь демонстративно закрыла уши руками. У Минчжу со вздохом отвёл её руки и сказал уже без тени улыбки:

– Ладно, давай поговорим серьёзно. Это не то, с чем я стал бы шутить.

– О чём? – насторожилась А-Цинь. Слишком уж внезапной была смена его настроения.

– Покажи мне, – скорее попросил, чем велел он.

– Что показать? – не поняла А-Цинь.

– Покажи мне, кто ты на самом деле.

46. Обращение в птицу

У Минчжу терпеливо ждал, пока она что-то решит. А-Цинь глубоко погрузилась в собственные мысли, он мог бы перед ней на руках сплясать – она бы и не заметила.

Госпожа Цзи строго запретила ей кому-то показываться, однако на саму мачеху этот запрет не распространялся.

Но У Минчжу даже не просто «кто-то», он птица из чужого клана. Он – цзинь-у. Нет, если верить его словам, даже так: он – Цзинь-У. Превратиться перед ним немыслимо.

Цзинь-у воруют цыплят, каждая птица это с малолетства знает, и она «Поучение цыплятам» тоже наизусть затвердила. Превратится она полностью, а он возьмёт и… схватит её, посадит в мешок и похитит? И что тогда?

– У тебя есть мешок? – мрачно вопросила А-Цинь.

– Мешок? – растерялся У Минчжу. – Какой мешок?

А-Цинь пристально-пристально на него поглядела, У Минчжу, кажется, не только растерялся ещё больше, но и расстроился. Ага! Потому что она разоблачила его коварные замыслы?!

Но У Минчжу спросил:

– Тебе для превращения нужен мешок? Как странно… У меня нет. Но я могу принести. Я быстро обернусь, ты и крылом махнуть не успеешь.

– Мне не нужен мешок, – перебила его А-Цинь.

– Тогда зачем спрашиваешь, есть ли он у меня? – поразился У Минчжу.

А-Цинь только отмахнулась и ещё глубже погрузилась в раздумья.

Не похоже, чтобы он обманывал. А без мешка похитить птицу не так-то просто: не голыми же руками её ловить? Он так печётся о красоте собственного лица, что не возжелает ни крыльями по нему получить, ни быть оцарапанным птичьими когтями, это уж точно. Вероятно, можно смело превращаться в золотую птицу.

Вот только А-Цинь не была уверена, что у неё получится. Практики маловато: она всего пару раз обращалась птицей, и это всегда занимало очень много времени. Она не до конца понимала, как именно высвобождается эта личина. Требовалось сосредоточиться и… В его присутствии, под его пристальным взглядом разве сосредоточишься?

– Я… не уверена, что у меня получится полностью обратиться, – неохотно призналась А-Цинь.

– Ну так обратись не полностью, – предложил он, непонимающе пожав плечами.

А-Цинь немного поиграла с мыслью, какое стало бы выражение лица у У Минчжу, если бы он увидел перед собой птицу с руками вместо лап или с обычным носом вместо клюва.

А если она не сможет обратно превратиться? Нет, лучше уж делать то, что хорошо получается. Госпожа Цзи просила иногда, чтобы А-Цинь показывала ей крылья,