Книга пара - Сергей Александрович Калугин Страница 3

дело. В этой стране такое понятие, как зарплата, можно сказать, отсутствует. Скорее зарплата это выделение финансовой помощи для того, чтобы не умерли от голода и холода в течение месяца. Ведь денег, по сути, хватает только на еду и отложить на какую-нибудь дешевую одежду. Ну а когда дело доходит до отмечания какого-то события, то приходится выбирать: или еда, или алкоголь. Но я же про русских говорю, естественно выбор падает на стимулятор развертывания души. Да и ещё плюсом к этому – выбор подарка, который, обычно, в пользу чуть более дорогой бутылки того же стимулятора. Нет, я не говорю, что в России много пьют. В других странах пьют намного больше, но в России пьют, так сказать, «душевно». Для того, чтобы выпить, придумывают повод, создают обстановку и вспоминают традиции. У нас в общежитии, у учёных, есть одна из любимых традиций – напоить иностранца, а так как иностранец во всём блоке я один, меня стараются вытянуть на любую пьянку.

Откинув одеяло в сторону, я перевернулся и сел на кровати, окинув взглядом «кресло лётчика», на котором лежали мои вещи, небрежно брошенные на него после вчерашней гулянки. Из под штанов виднелся уголок красной бумажки, сфокусировав свой взгляд на которой, я почувствовал ураган в голове от притока адреналина.

Это был пригласительный на встречу с профессором Дэвидом Блекком. И на нём стояла сегодняшняя дата, место проведения «актовый зал нашего НИИ» и время 10:45.

Я панически бросил взгляд на часы, висящие у нас над входной дверью. Их привёз Ваня из деревни. Механические, раритетные, заводились они узорным красивым ключом. Ваня их очень любил и заботился о них – часто смазывал застаревшие механизмы и протирал пыль. Моё сердце начало биться в два раза быстрее, часы показывали 10:15.

С кровати, по ощущениям, я словно подлетел. Схватил штаны и свитер, пытаясь одновременно их надеть. В голове крутились мысли, корящие самого себя. Зачем я пошёл на эту гулянку, почему я не услышал будильник. Ведь день рожденья был у коллеги, имени которого я даже точно не помню, а сегодняшняя встреча оценивалась в пять лет моей жизни. Неужели нельзя было пропустить этот никчёмный праздник и закрыть вчера дверь перед носом человека, который пришёл меня пригласить. Я начал превращаться в местного?

– Почему ты не разбудил меня раньше?! – спросил я у выходящего с раскаленной сковородой из кухни Ивана. – Сегодня же встреча с профессором Блекком.

– А ты и не просил меня тебя будить. У меня бы это и не получилось. Ты даже будильник не услышал, который звонил полчаса. – с ехидством ответил Ваня.

– Ты есть будешь? – добавил он.

Схватив тубус с моей работой и сдёрнув куртку с вешалки, я проскользнул мимо Вани, который стоял в дверях, и вылетел за дверь, произнеся:

– В жйёпу всё!

Я выбежал из подъезда. Мысли в моей голове были как клубок ниток, в который поиграл маленький котёнок. А думал о том как не опоздать на самую важную встречу в моей жизни, о том как нелепо и смешно прозвучала фраза, которую я произнес, убегая, с моим-то акцентом. О том, как бы мне не поскользнутся, пока я бегу. Ночью видимо были небольшие заморозки и лужи превратились в тонкие зеркала, которые отражали в себе пасмурное небо.

Встреча, встреча, я должен успеть. Хорошо, что я заранее подготовил все материалы и упаковал их в тубус три дня назад. Я должен рассказать профессору о моих догадках и исследованиях.

С профессором Блекком я познакомился ещё в колледже. На последнем курсе он преподавал у меня механику, а точнее, историю механики. Его теория отличала и выделяла его среди других профессоров, занимающихся изучениями в этой сфере. Именно он заразил меня манией к изучению «древних инженеров». Именно из-за его теории я приехал в Россию и четыре года изучал местонахождения древних и непонятных машин, которые в большинстве своем находили именно в этой стране. Его лекции в колледже просто завораживали и не позволяли ни на секунду усомниться в его теории. На них присутствовали полные аудитории студентов, приходили даже те, кто никогда не интересовались наукой, а учились в колледже из-за того, что их засунули туда богатые родители. Приходили спортсмены, которые автоматом проходили все обучающие процессы за счёт своих спортивных заслуг. Но и они сидели на лекциях, слушая с открытыми ртами, стараясь законспектировать каждое слово профессора.

Его теория собирала в себе культуры разных стран, наций, поколений в одно целое. Все истории цивилизации тонкими нитями переплетались в одну. И он приводил бесспорные доказательства. Хотя оспорить его теорию пытались многие учёные советы. Оспорить и обвинить его еретиком, в научном понимании конечно. Но многие считали его в большей степени революционером, тем, кто не боится чужого мнения и говорит всему миру о своих догадках. Единственным способом заставить его замолчать у научных советов и коллегий были деньги. Гранты, финансирование, стипендии, лаборатории и доступ к ним давали именно они, решая, кто хороший, а кто плохой. Вот только это не имело воздействия на Дэвида, так как он сам мог стать спонсором кому угодно.

Когда ему исполнилось четырнадцать лет, его дедушка, известный археолог, оставил ему немыслимо огромное наследство. Кроме деда у Дэвида никого не было из родных, и он всё время мотался с дедом по раскопкам. Там-то он и получил первый артефакт из мира «древних инженеров». Дэвиду Блекку уже шестьдесят четыре года, он открыл множество музеев и институтов по всему миру и является спонсором многих экспедиций. С тех пор прошло пятьдесят лет, а другие учёные до сих пор не признают его. Хотя многое им было открыто и доказано.

«Пусть завидуют тому, что им никогда не открыть в своих пыльных кабинетах.»

Как любил повторять он.

Я бежал. После вчерашней гулянки и всего градуса, который до сих пор играет по моим мозгам как по тамтаму. Мой организм был настолько высушен, что при беге мне хотелось упасть в лужу и как в русской сказке начать лакать из неё воду. Правда, они заледенели.

Мне оставалось метров пятьсот до здания, где находился актовый зал. Посмотрел на часы, было сорок минут одиннадцатого, я успевал. Я начал замедлять бег, чтобы перевести дыхание, но тут повернул за угол здания, за которым находился парадный вход. На площади перед входом всё было заставлено машинами. Причём машины были поставлены так плотно, что складывалось впечатление одного большого металлического куба, через который мне предстояло как-то пробраться ко входу. Немыслимыми и смешными движениями я это