Головы с плеч - Зои Хана Микута Страница 18

«Это я – существо, шныряющее в Темноте, – сказала себе Икка. Поклялась себе в этом. – Я – единственное существо, которого надо бояться».

Она вышла из теней в углу классной комнаты, далеко от чулана, уклоняясь от лучей вечернего солнца, пробивавшихся сквозь грязные стекла. Текка стояла спиной к стулу, которым она действительно подперла дверь; ворот ее рубашки был зажат в кулаке Каро. Текка откинула голову назад и улыбнулась, а Каро разжала пальцы и разинула рот:

– Ты… что…

– Ого-го! – радостно воскликнула Текка, хлопая в ладоши и глядя на приближавшуюся Икку; она знала, что даже почтительный, восторженный взгляд Каро не спасет их от гнева ведьмы, только что совершившей свое первое перемещение через тьму. – Мы с тобой покойницы, правда, Кэресел?

Именно в этот момент, примостившись на краю кровати, просунув палец под льняную полосу, которой была перебинтована рана, Икка увидела сидевшую на подоконнике ворону.

Всего лишь один глаз, всего лишь невозможно тонкий клюв, его острый, как игла, кончик, стукнувший в стекло. Птица заглядывала в комнату сквозь щель между занавесками.

Икка скрылась. Возникла из Тьмы внизу, на улице, и потянула за тень от крыши гостиницы, которая падала на ее окно и на ворону, сидевшую на подоконнике. Выдернула тень из-под когтей вороны, словно коврик у человека из-под ног. Птица упала вниз. Если бы это была настоящая ворона, она, наверное, смогла бы предотвратить падение, расправить крылья и улететь. Но вместо этого ворона рухнула в грязь, и Икка прыгнула на нее, на Каро, наступила ей на горло. Птица затихла и больше не шевелилась. Тяжело дыша, Икка подняла голову, медленно развернулась вокруг своей оси, осмотрела небо. Зимний ветер обжигал ее голые руки. Она не стала перемещаться обратно в гостиничный номер за сапогами или плащом – она побежала по улице в штанах, рубахе и чулках. Кэресел наверняка где-то поблизости, думала темная ведьма; она ослаблена, ей нехорошо после смерти в теле вороны. Значит, Икка сможет… и она обязательно…

Если только Каро не привыкла умирать в облике птицы. Возможно, теперь ей это нипочем. Икка, например, определенно стала сильнее за четыре года, прошедшие после их расставания. Она могла совершать непостижимые, невероятные вещи; Икка была чудовищной и ужасной чародейкой, и ее саму пугала живущая в ней магия. Особенно после того, как она совершала нечто чудовищное и ужасное.

Допустим, Каро тоже развила свои способности, достигла большего, но это неважно. И то, что она стала выдающейся ведьмой, тоже неважно – Икка всегда знала, что Кэресел станет могущественной, если выживет. Но кроме того, Икка знала, что сама она с возрастом стала не только более могущественной, но и более жестокой. Ее боги были с ней рядом, в ней, в ее крови.

Икка свернула в узкий переулок, внимательно осмотрелась и заметила на земле светящиеся капли синей магии. Резко выпрямилась. Чья-то фигура как раз скрывалась за углом.

Икка сделала два шага. Шаг в тень и шаг прочь из другой тени, лежавшей на соседней улице. Бесшумно протянула руку и схватила Кэресел за шиворот. Ведьма-ворона взвизгнула, когда ее швырнули обратно в темный переулок.

Каро неподвижно лежала на спине, и тень Икки падала на ее плотный плащ, юбку и высокие сапоги, забрызганные кровью. Серебряные кольца тускло поблескивали на руках, подрагивающих в грязи. Из карманов вывалился веер и пара перчаток – предметы роскоши, которыми она так небрежно разбрасывалась… Это привело Икку в ярость.

Икка схватила веер и перчатки, сама не зная зачем, и вдруг почувствовала это: эти дыры в теле Каро, лишенные света, Тьму, которая таилась в каждом живом существе. Пятна Тьмы, которые Икка могла намотать на палец и разорвать, заплатив за это лишь собственной болью. Ей не нужно было даже задумываться об этом.

Губы Каро раздвинулись. Такие же, как всегда, – обкусанные, окровавленные. Но она ничего не сказала. И Икка не думала.

Кэресел и Иккадора смотрели друг на друга. Глазели друг на друга, и Икка почувствовала себя пьяной – нет, это ее выпили, Каро выпила и проглотила ее; а Икка, в свою очередь, пожирала Кэресел. Заострившийся подбородок, четко очерченное лицо, прежде детское, округлое. Яркие татуировки на левой руке – птицы с расправленными крыльями. Рассматривала синюю с радужным отливом магию, которая текла из раскосых глаз на виски, на эти странные желтые волосы с черными корнями; как будто черные волосы сбросили свою черную оболочку, увидев, в каком мире они очутились. А может быть, увидев, на голове у какого человека они выросли.

Обе они повзрослели в Стране Чудес. Девушки росли и превращались в мерзких, беспринципных, безжалостных женщин. Они продолжали взрослеть. Икка знала, что со временем она лишь будет становиться все более и более безжалостной.

И она не хотела быть другой.

Доброта не поможет ей выжить. Она ее даже не развлечет.

А потом рот Каро снова приоткрылся. В сердце Икки родилось какое-то непонятное, неописуемое чувство, когда она подумала: что же скажет Каро, каковы будут ее первые слова после всех этих лет… Икка когда-то хотела, чтобы от слов подруги у нее мурашки побежали по коже. Икка когда-то хотела, чтобы душа Кэресел Рэббит обвила и пронизала ее душу, как гниль, которая пожирает труп, как Свет, который преследует Тьму.

Каро произнесла:

– Я хочу получить свои деньги.

– Ах ты, гребаная…

Глава десятая

Год 0089, Зимний Сезон

В живых остается 1103 Святых

Прошло всего несколько часов после того, как они нашли Текку, и вот солнце уже садилось, и они стояли на опушке черного леса, и до Икки наконец полностью дошло, что она ступает в Страну Чудес как еретичка.

Ей хотелось вытряхнуть богов из тех уголков мира, в которых они трусливо прятались, – однако боги и были миром; Икка могла спалить его дотла, но и Жар, и Пламя, и Дым тоже были божествами.

И все же, стоя среди сгущавшихся теней, Икка пыталась из последних сил разжечь в себе ненависть. Ненависть была намного лучше страха, намного лучше горя… Не смей…

– Нам нельзя думать об этом, – произнесла Каро, положив руку на плечо Икки.

«Нельзя думать о Текке».

Икка вздрогнула. Она всегда вздрагивала, если Каро выражала вслух мысли, которые, как она думала, принадлежали ей одной. Каро попыталась обнять Икку за талию, неловко, как будто