Белая слива Хуаньхуань - Лю Ляньцзы Страница 21

– Я на это очень надеюсь. – Императрица склонила голову и внимательно посмотрела на Сюаньцина. – Все в твоих руках, Цин-эр.

На шумном пиру тайхоу быстро утомилась и пожелала вернуться в свой дворец. Тайфэй, которые искренне о ней заботились, тут же поднялись, подхватили ее под руки и повели отдыхать. После ухода старшей родственницы пир возглавили император и императрица.

Я сидела довольно далеко от Сюаньлина, потому что наложниц рассадили согласно их рангу: от высшего к низшему. Я не могла нарушить правила и подойти ближе, поэтому мне оставалось только любоваться им издалека. А сегодня он был очень хорош в праздничном желтом одеянии.

Я улыбнулась ему, даже не надеясь на то, что он заметит, но именно в этот момент он посмотрел в мою сторону. Наши взгляды встретились. Его глаза были полны тепла и любви. Он улыбнулся, а я вспомнила, что мы в этом зале не одни, и густо покраснела. Застеснявшись, я схватила чарку с вином и залпом ее опустошила.

Когда я подняла глаза, Сюаньлин уже отвернулся и снова разговаривал с императрицей. Но тут я заметила принца Сюаньцина, который, пользуясь тем, что на нас никто не смотрит, слегка приподнял свою чарку в мою сторону и понимающе улыбнулся. Когда он поднес чарку к губам, я отвернулась.

Во время празднества Сюаньлин часто смотрел на меня и даже приказал Ли Чану относить мне половину блюд, которые появлялись на императорском столе. Он прекрасно знал, что они мои любимые. И хотя мы не обмолвились ни словом, я весь вечер ощущала его любовь и была счастлива.

Когда пир закончился, император вместе с императрицей отправились в зал Чжаоян, так как согласно установленному порядку эту ночь он должен был провести с ней. Наложницы же отправились в свои дворцы и павильоны. Сегодня они могли спать спокойно. Я почувствовала себя пьяной только тогда, когда забралась в паланкин. Лицо горело, словно его ошпарили кипятком, а тело стало вялым, как у тряпичной куклы. Я отодвинула занавеску и посмотрела на небо. Луна в пятнадцатый день цикла была абсолютно круглой. Она напоминала светящуюся пуговицу, лежащую на темно-синем покрывале ночного неба. Струящийся сверху лунный свет отражался от золотых нитей вышивки, что украшали мою юбку, и от нефритовых подвесок в виде камбал, отчего они красиво поблескивали. По легенде, камбала – это две рыбки, соединенные вместе, поэтому она стала символом влюбленных. Как грустно, что в ночь полнолуния компанию мне составляет лишь моя тень… Вдруг со стороны пруда я услышала голоса цапель. Они тоже были в паре. В этот момент мое сердце окутали холодные щупальца одиночества. Луна сияла, но из-за ее света вода, покрытая зелеными листьями, казалась еще темнее, чем была на самом деле.

По возвращению в Инсиньтан я велела Лючжу и Хуаньби помочь мне переодеться. Сменив праздничные одежды на одеяние для сна, я тщательно умылась, очистив лицо от густого макияжа. Когда на коже не осталось и следа румян и белил, я невольно потерла покрасневшие щеки.

– Такое ощущение, что у меня все лицо горит. Видимо, я слишком много выпила.

Лючжу тихонько хмыкнула:

– Не вино пьянит человека, а человек сам себя. Император о вас так заботился, госпожа, что вы просто опьянели от счастья. На госпожу Ань он обращал вдвое меньше внимания, хотя именно ее считают фавориткой.

– Не говори глупостей! – сказала я сердито.

– Это правда? Так и было? – Хуаньби, услышав слова Лючжу, удивленно расширила глаза, но тут же вновь вернула на лицо вежливую улыбку.

– Если бы ты пошла с нами, то увидела бы все своими глазами. Ты даже не представляешь, каким злобным взглядом госпожа Хуа буравила нашу хозяйку, – сказала Лючжу и расхохоталась, да так сильно, что даже согнулась пополам, придерживая живот. – Ну и пусть злится. Она должна знать, какое важное место занимает наша госпожа в сердце императора, чтобы слишком уж не зазнаваться.

Я пристально посмотрела на нее, давая понять, что мне не нравится ее поведение.

– Что за чушь ты несешь? Даже в нашем дворце надо быть очень осторожной и следить за языком.

Лючжу моментально успокоилась, виновато опустила голову и пробормотала:

– Слушаюсь.

Хуаньби задумчиво разглаживала мой праздничный наряд, который все еще держала в руках.

– Император всегда хорошо относился к госпоже, – наконец сказала она и унесла одежду на место.

На сердце стало чуточку теплее от ее слов, но в то же время по спине пробежал неприятный холодок.

Собираясь ложиться спать, я услышала за дверью шаги. Подумав, что это Сяо Лянь, который должен был дежурить сегодня вечером, я сказала:

– Уже поздно. Закрывай все двери и иди отдыхай.

Но снаружи послышался голос Ли Чана:

– Госпожа, простите великодушно, что потревожил ваш покой.

Узнав, что пришел не кто иной, как евнух императора, я очень удивилась.

– Я еще не ложилась, – сказала я. – Что тебя сюда привело, евнух Ли?

– Его величество велел кое-что передать вам, госпожа, и пожелать от его имени добрых снов.

Сквозь занавеску я заметила, как он что-то отдал Цзиньси, и, когда она подошла поближе, я увидела в ее руках очень изящную, расписанную золотой краской шкатулку из сандалового дерева. Замочная скважина была закрыта куском бумаги, на котором было крупно написано «Опечатано», а сбоку император собственноручно вывел пять маленьких иероглифов: «Подарок для цзеюй Чжэнь».

Старый евнух по-доброму улыбался, наблюдая за моей реакцией.

– Госпожа, прошу вас, загляните внутрь, чтобы я мог вернуться и доложить государю, что его приказ полностью исполнен.

Что же там такого? Я растерянно взглянула на Ли Чана, сорвала бумагу и открыла шкатулку. Когда я увидела, что мне подарил император, сердце застучало так, словно готовилось выпрыгнуть из груди, а в глазах защипало. На пару мгновений я потеряла контроль над собой и отдалась во власть чувствам. В шкатулке лежал узел единства сердец [42], связанный из серебристых шелковых лент. Ленты извивались, изгибались, переплетались друг с другом, создавая объемный и прочный узел. Было заметно, что в плетение вложено много сил. Рядом с узлом лежала небольшая записка, на которой каллиграфическим почерком были выведены всего две строки: «Две ленты, что на поясе носил я, во сне моем вдруг превратились в узел двух сердец». Это была цитата из стихотворения Сяо Яня, императора У династии Лян, которое называлось «Думаю о тебе». Я улыбнулась, представляя, как Сюаньлин старательно выводил на бумаге иероглиф за иероглифом.

– Передай императору мою искреннюю благодарность, – сказала я ожидавшему ответа евнуху.

– Слушаюсь, – сказал евнух Ли и поклонился. – Поздравляю, младшая хозяйка.

Выполнив приказ хозяина, он ушел, а вслед за ним из