Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова Страница 9

– Послушайте. Мы давно не виделись. Хочу кое-что прояснить. Я все расскажу, и мы вместе определим, что будем делать в дальнейшем. Но сперва надо решить судьбу Четверки.

При этих словах лжеЧетверка встрепенулся. В неловкой выжидательной позе он сидел на самом краешке поваленного бревна, словно не решаясь занимать больше пространства. У него было выразительное смуглое лицо с тонкими чертами, оленьи карие глаза, смотревшие серьезно и немного испуганно, черные вихры волос по обеим сторонам высокого лба; он не был красив в классическом понимании, но при этом, несомненно, был весьма симпатичен, и, глядя на него, создавалось приятное впечатление. Но внешность редко отражает внутреннее содержание, поэтому не стоило обманываться. По крайней мере, так подумал Артур, проинспектировав незнакомца внимательным изучающим взглядом.

– В каком это смысле решить его судьбу? – не поняла Оделян. Царица топей не присутствовала при встрече доргеймцев и Артура во время сбора черники, так что не могла знать, о чем идет речь.

– Слова мои прозвучат несколько… необычно, даже дико, но тем не менее, вопрос слишком серьезный, и я вынужден говорить об этом прежде всего остального. Дело в том, что перед нами вовсе не Четверка.

– Ты спятил? – грубо воскликнула Оделян, никогда не обладавшая достаточным тактом.

– Неужели ты… Не узнаешь меня? – жалобным голосом пролепетал лжеУткен, впервые обратившись к клипсянину напрямую. Он выглядел совсем несчастным, но неумолимого Артура этот факт нисколько не разжалобил.

– Хорошо, если это и вправду ты, тогда расскажи, какую шутку мы с тобой разыграли в Доргейме? Кем тебе пришлось прикидываться, чтобы осадить Единицу?

– Я… Это было так давно, что затруднительно уже припомнить подробности… Но да, я отчетливо помню, что мы разыграли Пита. Он отвратительно себя вел, задирался, приставал ко всем и в первую очередь ко мне, – поспешно ответил лжеУткен, изображая на лице заискивающую улыбку.

Артур недовольно поморщился. Этот двойственный ответ нельзя было посчитать в полной мере удовлетворительным. С другой стороны, он и сам стал подзабывать события, происходившие в гиблом крае болот и топей, стоило ли винить в том других?

– Хорошо, из какого ты города?

– Из Епистофена, я ведь рассказывал тебе и не раз.

– Хватит, Бунтарь, пошутили и ладно, – миролюбиво заметил Джехар, по привычке обратившись к Артуру по его бывшей доргеймской кличке. – Ты не мог забыть Четверку, ведь в Доргейме именно с ним ты был особенно дружен из всей нашей компании.

– Я и не забыл его, – раздраженно отвечал Артур. – Поэтому я говорю, что перед нами вовсе не он.

– Послушай, Арч, расскажи нам все, а то совсем ничего не понятно! – воскликнул Тин, во все глаза таращась на руководителя. Они-то уж точно знать не знали никакого Четверки, в отличие от доргеймцев. – Если честно, мы вообще не поняли, почему ты решил остаться в саду естествознателей, а нас отправил неизвестно куда! Да еще и с Тодом во главе! – голос Тина слегка прерывался, что указывало на тот факт, что его лучший друг тоже немного обиделся.

– Ему на всех плевать, Тин, ты еще не понял? – вдруг громко произнес уязвленный Тод, которого весьма задела реплика приятеля. – Желание геройствовать для Артура важнее всего остального. Не буду скрывать, я тоже не короед с сахаром. Но, по крайней мере, я это честно признаю, в отличие от него.

– Заткнись, Тод, иначе я за себя не отвечаю, – прорычал Даниел, с откровенной неприязнью косясь на беруанца.

– Да ладно тебе, Дан, – нахмурился Артур и хотел было добавить еще что-то миролюбивое; им стоило сейчас объясниться, а не тратить время на бесполезные пререкания, однако последующие слова Дианы заставили его мучительно вздрогнуть.

– Тод вывел нас из лабиринта, так что несправедливо на него кидаться, Дан, – заявила Диана, а голос ее дрожал как натянутая тетива. – Артур же предпочел бросить, причем ради человека, которого ни ты, ни я толком не знаем. А теперь еще выясняется, что и сам он хорошенько его не узнает.

Как это было неприятно, больно осознавать, что и Диана, единственный человек, поддерживающий его во всех начинаниях, теперь несправедливо укоряет его, не верит и не хочет попытаться понять. От чужого всегда проще сносить недопонимания, нежели от своего, родного. Артуру на секунду стало так обидно, что он даже не нашел слов, чтобы оправдаться, у него лишь перехватило дыхание от резкого мучительного спазма в груди.

Между тем Тод, вмиг распознав растерянность и беспомощность на его лице, очевидно решил этим воспользоваться, чтобы хоть на короткое время почувствовать некое подобие триумфа. Глумливо осклабившись, он фамильярно приобнял Диану за талию, и, глядя Артуру прямо в глаза, нагло объявил:

– Видишь, какое у меня удивительное взаимопонимание с твоей девушкой? С первого, так сказать, слова.

Кровь незамедлительно ударила Артуру в голову. Если еще предыдущие оскорбительные слова на своей счет он простил и сделал вид, что пропускает их мимо ушей, то в щекотливой области, касающейся Дианы, он стерпеть уже не смог. Артур и без того смертельно устал и был расстроен, и этот возмутительный поступок Тода, его злостного соперника, окончательно вывел его из равновесия. Стремительно вскочив, клипсянин так сильно ударил обидчика, что тот неловко опрокинулся на спину с бревна, ногами взметнув в воздух горящие угли. Артур, почти обезумевший от ярости, принялся колотить его ногами, желая, видимо, разом отомстить сопернику за все прочие обиды, однако что-то помешало ему продолжить расправу. Неведомая сила решительно остановила его; между ним и беруанцем будто создалась прозрачная преграда, такая прочная, что ее было не пробить одним лишь ударом ноги. Впрочем, его остановило не только это.

– Оставь его в покое, – равнодушно-холодным голосом произнесла Диана. – Если так надо выпустить пар, сходи прогуляйся. Но не надо выяснять отношения при всех.

– Хорошо, отлично! – запальчиво воскликнул Артур, испытывая острое желание надавать подруге пощечин, чтобы привести в чувство. – Раз ты совсем не рада меня видеть, то, пожалуйста, я уйду.

С этими словами он круто развернулся, и под удивленные взгляды остальных решительно направился в сторону черной чащи. Ноздри его самолюбиво подергивались, а разум застилал гнев такой силы, что он в эту минуту действительно был готов бросить друзей одних. Еще раньше ему следовало бы повторить, что Тод является братом Оделян, однако в том нервном состоянии, в каком он пребывал сейчас, ему и