Последнее слово единорогов - Виолетта Орлова Страница 21

он со своими людьми направляется в Тимпатру. Город, расположенный на краю света. У Норогана там есть большой дом, куда он великодушно предлагает нам переехать всей семьей. Представляешь, если удастся найти тот свиток, то дело Доланда будет завершено! А потом поживем немного в Тимпатру; тем более, как считает Нороган, там нам будет безопаснее.

Может, в Тимпатру и было лучше, только основная проблема заключалась в том, что маленькому Инкарду было плевать на свиток, безопасность, естествознателей; он просто хотел найти отца.

– Не переживай, Инк, там у тебя появится куча новых приятелей! А еще мы будем жить в гигантском муравейнике, представляешь? И я научу тебя кататься верхом на муравье, ты будешь самым храбрым фуражиром на свете.

Инкарда подобная перспектива нисколько не обрадовала, а напротив, ужаснула. Как папа найдет их, если они переедут? Да и потом, он не любил пустыни, а тем паче его не вдохновляли насекомые! Жить в муравейнике?! Как вообще подобная нелепица может прийти в голову взрослому человеку?

– Мне не нужны новые приятели! – воскликнул Инк дрожащим от волнения голосом. – У меня есть друзья здесь! И я вовсе не хочу жить в муравейнике! Как же моя плантация мидий?

Нороган весело рассмеялся, словно в словах мальчика действительно крылось нечто забавное.

– Заведешь себе новую плантацию! – беспечно проговорил он, оскалившись своей противной фирменной улыбкой.

Инк гневно поднял лицо и выкрикнул прерывистым от рыданий голосом:

– Заведи себе новую маму, а мою оставь в покое!

Взрослые озабоченно переглянулись, и наигранно-безмятежное лицо Норогана вмиг приобрело суровые очертания. Но обманчивые губы его продолжали фальшиво улыбаться, как бы не соглашаясь с мимикой своего сурового хозяина.

Инкард не стал есть. Он убежал в комнату и рыдал там так, что к вечеру лицо его покраснело и сделалось совсем безобразным. Мальчик даже подумывал о том, чтобы сбежать из дома, однако в последний момент ему в голову пришел удачный (как ему тогда показалось) план. Весь следующий день он ходил тихо и ни с кем не пререкался, что дало взрослым основание полагать, будто мальчик окончательно смирился со своей участью. Но в день отъезда, тот самый день, когда они в спешке собирались, дабы успеть на вот-вот отправлявшийся с пристани корабль, он заперся в комнате, привязав себя на несколько крученых морских узлов за ножку неподъемного стола. Ребята с пристани посоветовали ему этот хитрый способ, но, увы, не учли его неблагонадежность. Инк надеялся, что они опоздают на корабль и вообще отменят поездку.

Вначале все пошло так, как он и планировал. Бестолковая суета, мама принялась увещевать, затем бранить, Инк снова стал плакать, время неумолимо бежало вперед, а коварные узлы так и не были развязаны. Тогда Нороган, вежливо улыбаясь маме, попросил ее оставить их одних, чтобы, как он выразился, поговорить «как мужчина с мужчиной».

Павлия не стала спорить и вышла из комнаты, – расстроенная и уставшая.

А Инк остался наедине с тем, кого бы предпочел и вовсе не знать. Они с грозным видом стояли друг напротив друга в тесной комнатушке, похожей на корабельную каюту: один – еще совсем маленький, как по росту, так и по годам, с серыми упрямыми глазами, в которых горело непослушание и вызов, другой – напротив, настоящий гигант, лицо которого выглядело грозным и непримиримым, а руки его болтались по бокам будто неряшливые паруса под порывами ветра. В фантазии мальчика он походил на уродливого спрута.

– Послушай, Инк, – тихо и серьезно проговорил гигант. – Ты вроде уже взрослый мальчик, а ведешь себя очень глупо. Зачем, скажи, пожалуйста, ты привязал себя к ножкам стола?

– Я никуда не поеду! – воскликнул мальчик ожесточенно.

Нороган неспешно кивнул, как бы принимая такой ответ. Затем он сказал, медленно растягивая слова:

– У меня нет своих детей, Инк. И знаешь почему?

Мальчик упрямо замотал головой, не желая говорить с объектом своих антипатий.

– Потому что я, откровенно говоря, ненавижу детей! – прорычал Нороган сквозь зубы и неожиданно ударил мальчика по лицу, в кровь разбив тому губу. И дело было даже не в силе удара, а в том, что на пальцах этого зловещего человека имелись какие-то устрашающие металлические кольца с острыми краями, вспарывающими кожу в два счета.

Инкард слабо вскрикнул и с неприкрытым ужасом посмотрел на мужчину. Даже в самой страшной фантазии он не мог вообразить, чтобы взрослый человек его ударил. Взрослые, они ведь в отличие от детей, все понимают, и потому рассудительны, умны и справедливы. Но правда заключалась в том, что они оказались вовсе не такими, как воображал себе бедный Инк.

Нороган не остановился на содеянном. Он продолжал безжалостно наносить удары, а бедняга лишь плакал от мучительной боли и беспомощно трепыхался в своих морских узлах, как рыбка, попавшая в сети к жестокому браконьеру. В какой-то момент он потерял сознание, хотя почти сразу же очнулся.

Нороган мирно восседал напротив него, рука его была плотно прижата к плечу мальчика, а от ладони исходил теплый пар, исцеляя истерзанное, избитое тело. Инк почти физически ощущал, как кровь на лице испаряется, словно она принадлежала вовсе не ему. Веревок на его ногах уже не было; наверное, Нороган без труда избавился от них. Окончательно придя в себя, Инк с паническим ужасом отбежал от мучителя в самый темный угол комнаты и, до боли вжавшись в стену, затравленно наблюдал за действиями ненавистного отчима. Он почему-то все никак не мог увидеть его целиком, весь его образ. В глазах мальчика более-менее отчетливо проявлялась лишь страшная загорелая рука с массивными кольцами и каким-то жутким браслетом. Эта диковинная рука, казалось, функционировала отдельно от хозяина; она могла, например, оторваться от тела мучителя, подлететь к Инку и вновь начать причинять ему боль. Мальчик буквально дрожал от страха, а Нороган лишь усмехнулся, наслаждаясь эффектом от проведенных манипуляций. Наверное, его гнусная ухмылка возродила в душе Инка смутное подобие храбрости, так как он, заикаясь, пробормотал первую угрозу, которая пришла ему в голову:

– П-папа придет и утопит тебя в море!

– Не придет. Он бросил тебя! Также он поступил и с твоей мамой. Кстати, насчет мамы. Думаю, тебе не стоит рассказывать ей подробности нашего разговора. Ты ведь знаешь, она хрупкая натура, может и умереть от избытка чувств. Ты ведь не хочешь остаться целиком и полностью на моем попечении, Ин-кард?

Нарочито издеваясь, отчим впервые произнес имя пасынка целиком и как бы невзначай покосился на свою мускулистую руку.

Инкард на мгновение с ужасом подумал о том, что его мама действительно может умереть. Эта страшная мысль