Время отдавать - Владимир Львович Кусакин Страница 15

— В чьём обществе? — спросил меня капитан-особист.

— Гуманоидов! — ответил я.

— Забываешься, рядовой!

— Гуманоидов, товарищ капитан!

— Вот так-то лучше! А ты у нас не как все, от табуретки произошёл? Тупой как чурка с глазами! Буратино твою мать! Сделай что просят, понял? Или лучше так: с завтрашнего дня будем говорить по другому. Караул! В карцер его! И следить как за своей задницей!

Он перегнул палку. Ночью его увезли с приступом аппендицита в гарнизонный госпиталь. Правда в этом я был не виноват.

Одни люди курят всю жизнь, пьют то чем можно отравить целый полк, и чувствуют себя не то что здоровыми, но вполне пригодными для жизни в этом мире. Другие умирают от пореза и простого гриппа, хотя были спортсменами и заботились о своём здоровье. Почему? Ответ простой и давным-давно известный. Это вибрации элементов из которых состоит наш мир, вообще всё. Люди сами наказывают себя и своих потомков, Господь бог здесь совершенно не при чём. Почему бы не встать и не сказать: «Это я сам виноват во всём что со мной происходит»! Все твердят как заведённые:

— За что, Господи?

Особист пришёл из госпиталя через две недели, вызвал меня из карцера, где я всё это время находился.

— А я по твоему кто?

— Вам лучше знать, товарищ капитан.

Мы больше не встречались, потому что на следующий день за мной приехали из штаба округа, а там решили подарить врачам. Как подопытного кролика.

За что мне любить людей? Я не Иисус Христос. Люблю тайны и всё что с ними связано. Открытия на кончике пера, это чем я занимался несколько лет, проглатывая практически весь печатный винегрет который мог собрать. Именно тогда я стал во сне попадать в незнакомый мне мир, похожий на наш, но немного вывернутый наизнанку. Сначала я думал это просто сны, но потом убедился что моё сознание, моя душа, замещают сознание человека из того мира. Кто-то таким образом давал мне уникальную возможность проникать сквозь тонкую стенку времени. Это было как бесконечный сериал, в котором я был главным героем.

Каждый раз попадая туда я становился старше, потому что там проходили годы. Появились жена и дети. Сначала был мотоцикл, потом случайно узнал что уже давно купил машину. Меня чем-то награждали, и я сменил майку и джинсы на костюм и галстук. Потом была встреча с сыном, я понимал что она последняя. А после этого всё прекратилось. Я умер, то есть он. Путешествия во времени прекратились. С меня сняли заклятье, блок, защиту… Называйте как угодно. Кто-то подставил жизнь моего двойника чтобы я смог освободиться. Нет, неправильно. Подставы не было. Тот человек прожил жизнь и умер счастливым. Всё равно, кто-то перевёл стрелки, показав что умер я. Но как бы то ни было, в книге Бытия меня нет. Это сильно. И само собой ненормально. Интересно что бы сказали психиатры?

И вот теперь имя Девяткина всплыло снова, через пять лет. Говорить, мол вы ошиблись, не имело смысла, поэтому я спросил:

— Так что всё таки вы хотите от меня, дядюшка?

— Мозамбик. — коротко ответил он.

— Сразу весь?

— Что ты о себе думаешь? Мне надо чтобы ты слетал туда в максимально комфортной обстановке, сел на машину и поехал вдоль границы с Южной Африкой до границы с Зимбабве, около трёхсот километров. А там просто. Спросишь где находится племя Бани-Симба и выкупишь у их колдуна лекарство. Я говорил что я болен?

— Почему ты не пошлёшь своих придворных?

— Посылал. Дело в том что там неспокойно и мои курьеры пропадают. Вот тогда и всплыл генерал Шестёркин, я просил у него спецназ или каких-нибудь бойцов покрепче. Но он посоветовал тебя, и хотя ситуация позволяет послать туда роту десанта, у него не было никакой уверенности в том что они выполнят задачу.

А время поджимает.

— Сколько осталось? — спросил я.

Ему оставалось жить полгода или меньше, а мне давно хотелось в Африку.

— Хорошо, я съезжу, только мне будут нужны наличные и помощник чтобы за ними присматривать.

Он удивлённо посмотрел на меня.

— Но ты понимаешь как это трудно?

— Вы меня отговариваете?

— Нет.

— Документы, деньги и снаряжение на вашей совести, с напарником познакомлюсь в самолёте. А теперь мне можно выпить?

— Пить будешь в самолёте, если тебе разрешат. — он разворачивал карту Мозамбика и окрестностей. — Иди сюда, я покажу тебе… А потом хочу тебя спросить…

Это продолжалось всю ночь.

Африка 1995 г.

Она подошла ко мне следуя иструкциям которые получила от нашего больного уже после того как мы набрали высоту. Протестовать и разворачивать самолёт было поздно, поэтому я сразу смирился с неизбежным.

— Это ты Сергей? — спросила Даша усаживаясь на соседнее место.

Я оглядел её, она не производила впечатления женщины вамп или змеи, красивая девочка лет девятнадцати.

— О, Господи! — подумал я закрыв глаза. Старикашка обещал мне сюрприз, и я ожидал здорового мужика с лапами как лопаты, примерно такой сидел двумя рядами впереди.

Она терпеливо ждала пока мне надоест изображать из себя жертву.

— Ещё сюрпризы будут? — я открыл глаза.

— Будут. — ответила она. — Меня зовут Дарья, можно просто Даша.

— Даша, — произнёс я, — мы случайно не отдыхать направляемся? В какой-нибудь Египет?

— Ты можешь разговаривать нормально?

— Могу. Здесь есть официант?

— Стюардесса. — поправила она, нажимая кнопку над моим сиденьем.

Вместо стюардессы появился официант, выключил лампочку горевшую надо мной как сигнал о помощи, и спросил почему-то её.

— Вам что-нибудь принести?

И пока я разевал в возмущении рот, Дарья быстро сказала:

— Две Колы, пожалуйста, одна диетическая. У моего мужа сахарный диабет.

Он с ненавистью взглянул на меня. Официант! Всех красивых девиц на борту они считают своей собственностью. И ждут приземления чтобы провести ночь с нетребовательной туристкой которая затем и сбежала от мужа на отдых в пампасы.

— Дорогая, — масляным голосом выдавил я. — Дай нашему официанту пятьдесят долларов, и пусть он пришлёт кого-нибудь посимпатичней. — мне хотелось превратить его в лягушку. Жаль что не умею. Это к братьям Гримм.

Теперь уже он готов был меня убить, и аэрофлотовские крылья на его кителе трепетали от гнева как у орла.

— Одну минуту! — поклонился он, исчезая с купюрой зажатой в кулаке.

Слава богу, до приземления в Цюрихе я его