Рысюхин и пятнадцать бочек джина - Котус Страница 35

— Последнее — почему бы и нет? Колыбельная в массовом сознании больше сочетается с матерью, чем с отцом, даже такая колыбельная для взрослых, как ваша «Спать пора». Насчёт Ульяны — я подумаю, послушаю пробные записи. Всё же не слышал её давно, плюс роды порой сильно меняют голос. Про это я дам ответ чуть позже, ладно?

— Разумеется, профессор! Если вы взваливаете на себя этот жёрнов, то я ни в коем случае не собираюсь советовать, как правильно его нести.

— А разве не проще было бы жёрнов катить?

— На ваш выбор, профессор, целиком на ваш выбор, как вам удобнее!

Посмеялись немного. Вот в чём плохо ехать поездом — гостинцев с собой толком не привезёшь, если, конечно, нет желания изображать из себя вьючного ослика. Нет, даже не так — социальное положение в принципе не позволяет изображать из себя это животное. Конечно, к Новому году я отправил профессору с оказией, точнее, с очередным рейсом из Викентьевки в Шклов, бочонок джина, но это было давно, ещё в прошлом году. Сейчас я тоже не с пустыми руками приехал, но три полуштофа ликёров, это как-то слишком скромно, на мой взгляд. Но продегустировать нашлось что.

Правда, долго не посидели: как-никак, Валериан Елизарьевич на работе. Зашёл я по его приглашению и на практическое занятие, профессор хотел познакомить со мной молодёжь, показать, так сказать, пример того, чего можно добиться в музыке. Ещё на подходе к залу я с некоторым удивлением услышал «своего» «кота на пальме»! На мой вопросительный взгляд Лебединский отметил:

— Да-да, до сих пор с большим удовольствием используют в качестве распевки.

— Оно для этого вроде бы не слишком подходит: в одной тональности, мелодия, опять же, не слишком «тянучая».

— Зато сама песенка бесконечная по сути своей. А поиграть голосом или мелодией студенты и сами могут. И даже любят, видят в этом элемент творчества.

За разговором вошли в зал, ученики профессора поприветствовали его и с умеренным любопытством посмотрели на меня — мол, это ещё кто? Лебединский ответил на приветствие и спросил у меня:

— Я так понимаю, у вас есть что-то, что подойдёт лучше «кота»?

— Возможно, «ворона» будет не хуже.

— Ну-ка, ну-ка…

Я решил пустить в широкий оборот распевку, которую в мире деда придумал для своих студентов знаменитый там композитор Алябьев, которого большинство населения, кто вообще о нём слышал, знает по песне «Соловей». Вот, тоже, гримасы параллельности миров. У нас совсем недавно жил композитор Оляпкин[1], Андрей… не помню по отчеству. Он тоже написал своего «Соловья», только совершенно непохожего на того, что пел дед, и дело даже не в «Шниперовиче[2]», просто песни очень разные. Вообще же наш композитор занимался преимущественно операми и ораториями, и до обучения студентов не снисходил. «Ворону» пару раз пел и раньше, но так, мимоходом. Сейчас же собирался запустить в массы.

Я подошёл к фортепиано. Нет-нет, не подумайте, пианистом я не стал, но несколько простеньких мелодий Маша разучить буквально заставила, в том числе и «ворону». Сыграв простенький проигрыш, затянул:

— Вот мы едем, видим мост. На мосту — ворона сохнет. Мы берём её за хвост — и кладём её под мост, пусть ворона мокнет…

Прогнав пару циклов «сохнет-мокнет», прекратил игру и обратился к профессору:

— Идея в том, что начинаем на среднем уровне, про то, что на мосту поём высоко, под мостом — низко. Соответственно, «на мост» — работаем голосом вверх, «под мост» — вниз.

— Забавно, да. И вы правы — для распевки подходит лучше вашего же «Кота».

После чего обратился уже к студентам:

— Продолжайте распеваться, а сейчас провожу гостя и вернусь.

Когда вышли из зала, профессор извинился:

— У меня сейчас три пары подряд, так что я не смогу уделить вам внимание. Конечно, если хотите поприсутствовать…

— Нет-нет, не буду вам мешать. Да и поезд уже через полтора часа, пока доберусь до вокзала, пока газетами и журналами в дорогу запасусь… Только вахтёр не будет вам козни строить за то, что меня без сопровождения отправите?

— А это вот вообще не его дело! Начнёт наглеть — получит по шее, пусть и фигурально. Главное, чтобы на вас не накинулся.

— Будет хамить — получит по шее. И отнюдь не только фигурально. Причём и закон тоже будет на моей стороне, потому что хамство в адрес барона — наказуемо, в том числе и своими силами на месте.

Придирчивого, так скажем, вратаря на выходе не оказалось, куда-то ушёл, его напарники же чудить не стали, так что ушёл спокойно, а там и до вокзала добрался. Причём еле успел: пока мы сидели с профессором, начинавшийся пока я ехал к «художке» лёгкий снежок превратился в мощный снегопад, дороги завалило слоем сантиметров десять, и дорожное движение резко замедлилось. Заодно разрешилась и дилемма: рискнуть сходить в местный ресторан или нет, рулетка всё же та ещё. Решилась тем, что я туда просто не успевал, так что обедать буду в вагоне-ресторане. Благо, давно могу себе это позволить, причём вообще не переживая о ценах.

А за окном было красиво! Снегопад укрыл деревья, так что всё выглядело вообще сказочно! И сады, и леса, и даже кусты вдоль полей. Как на Новогодней открытке, право слово! Чистое удовольствие — любоваться такими видами из окна поезда, сидя в купе со стаканом горячего чая.

«Да, из окна поезда любоваться — это да. А вот был бы ты на своих колёсах — вообще бы красот не заметил, пытаясь края дороги высмотреть».

«Это да, тем, кто в пути на дорогах сейчас не позавидуешь! Если поезд задержался отправлением на четверть часа, пока прошёл впереди специальный паровоз со щитом снегоочистителя, чтобы пути освободить от сугробов, то что творится на дорогах обычных — страшно представить!»

Так, разрываясь между красотой природы и сочувствием к барахтающимся в этой красоте путникам, посидел приличествующие полчаса, пока за окном окончательно не стемнело, и двинулся в вагон-ресторан. Спутника у меня на сей раз, кстати, не было. И, да — я ехал по «тёщиному маршруту», через Оршу. Так что сейчас съем обед, который почти как в