КОМ-9 (Казачий Особый Механизированный, часть 9) - Ольга Войлошникова Страница 23

переть! Утеплённые зимние палатки, переносные печки, спальные мешки толстые. И ради чего? Ради сомнительного удовольствия афедроны по ночам морозить? Только на заготовку дров сколько времени уйдёт. Да придётся кого-то оставлять дежурить, ночами подтапливать — значит, каждый восьмой экипаж из учений выпадает. Иначе они с сонных глаз вам такого навоюют!

Иван мои аргументы принял и постановил ночевать, не покидая вверенной техники. Двое в «Локусте» размещались отлично, хоть в пилотских креслах, хоть за ними, в задней части кабины. Таким образом ночью должны были бодрствовать всего лишь два экипажа, прогуливающихся в карауле вокруг построенных в шеренги машин. А если сделать дежурство не на полную ночь, а на половину или ещё лучше — на треть, плюс с учётом того, что дежурных в кабине двое, и они могли управлять машиной поочерёдно, так и вообще допустимо становилось никого из учебного плана не выключать — в личное вечернее время сон доберут.

Жить нам на полигоне предстояло почти неделю, и если Сокол был полон предвкушений, как мальчишка, которому подарили новый набор шагоходиков, то я предполагал, что наши молодые бойцы всенепременно сильно выступят, проявив себя во всей возможной красе.

Ну и кто оказался прав?

* * *

Первая же ночь показала, что будет весело. Казалось бы — кто в здравом уме в сибирской глуши нападёт на такое безобидное формирование, как пять десятков выстроенных на отдых шагоходов?

Но… То ли дежурным экипажам хотелось подвигов, то ли в утренний отрезок попались курсанты, никогда до этого не ночевавшие в лесу, и потому особо нервные, то ли молодые организмы просто подняться поднялись, а проснуться не проснулись…

В общем, на лес наползал серый ранне-весенний рассвет. И вместе с ним из распадка меж двух ближайших сопок начал подниматься туман. Сперва он был реденький, но с каждой минутой густел всё сильнее, обволакивая опоры шагоходов, скрывая машины по самое брюхо. Вскоре построение машин начало напоминать угловатые валуны, вокруг которых плещется белое море. Два дежурных шагохода нареза́ли вокруг них круги, словно взбудораженные касатки.

Немудрено, что в условиях ухудшившейся видимости у неопытных курсантов кратно возросла подозрительность. И когда один из часовых заметил крупную тень неопознанной формы, двигающуюся в сторону лагеря, он немедленно в громкоговоритель потребовал от неё остановиться — я лично в этот момент проснулся и увидел Айко, замершую у бронестекла (руки в боки, нахваталась у моих сеструх привычек).

— Что там? — я растер лицо.

— Да ничего я не вижу, — слегка пожала плечами она. — И главное — я ничего особого не чувствую.

И тут, похоже, нервишки у часового сдали окончательно. Издав пронзительный сигнал тревоги, он послал в небо красную ракету и, размахивая саблей (саблей шагохода, конечно же), бросился в туман.

Я подскочил, как подорванный:

— Хаген!..

Но фон Ярроу уже и сам понял и, предупреждая всеобщую свалку, гаркнул в громкоговоритель, который был ближе к его месту:

— Отставить панику! Всем оставаться на своих местах!

Это ещё хорошо, что первокурсникам боеприпасы, в том числе учебные, полагаются только для выполнения конкретных заданий и в ограниченном количестве — и выдаются, соответственно, непосредственно перед выполнением того самого задания. Поэтому часовому стрелять было нечем. Иначе за грохотом выстрелов наших начальственных воплей никто бы и не услышал — представляю, какая каша бы началась. А она бы началась, сто процентов — вон как манипуляторы у «Локустов» подрагивают, башни поворачиваются туда-сюда, высматривая возможную опасность.

А вдоль строя, с противоположного конца, уже шагал «Святогор» — и прямо видно было, как его экипаж «рад» раннему бодрому пробуждению!

— Часовой, прекратить ужимки и прыжки! — рявкнул громкоговоритель командной машины голосом Ивана в спину мечущемуся в тумане «Локусту».

Каким-то чудом тот его услышал, развернулся и вернулся на место.

— Доклад! — не снижая накала суровости скомандовал Иван.

Я, не видя никакой опасности в обозримом пространстве, тоже пошёл туда, попросив Айко:

— Слетай, глянь — с кем он там воевал?

— Хорошо, Илья Алексеевич! — Хлопнул верхний люк.

Часовой, вздыхая и кряхтя в свой громкоговоритель, как раз рассказывал, что заметил в тумане движение, на вопросы оно не отвечало и надвигалось. Очень страшно надвигалось, в общем. Так что курсанту ничего не оставалось, как героически принять огонь на себя.

— И где теперь твои вражины? — сердито спросил Иван.

— Мы предполагаем, что они затаились! Надо обшарить прилежащую территорию! — немедленно выступили с предложением курсанты, и остальной строй тут же затоптался — только свистни, ломанутся, чисто лоси, территорию обследовать.

И в этот момент, совершенно эпически, из молочно-белого тумана показалась Айко, тоже молочно-белая, плывущая в паре метров над землёй. Её платье слегка колыхалось, а в руках… в левой руке… она тащила…

— Это что — голова козы? — спросил Хаген. И Иван примерно то же самое спросил, только во всеуслышанье.

— Козла. В смысле — самца косули, — пояснил я, подтянув к себе громкоговоритель.

— Там больше никого нет, — сказала Айко.

— Не может быть! — возмутился часовой. — Мы видели огромный силуэт! Размером почти с «Локуст»! Он там был! Он телепортировался, наверное!

— Телепортировался! — сердито передразнил его Иван. — Ты сколько магов-телепортеров назвать можешь?.. То-то! А про артефакты вообще молчи, как показывает опыт, нашим противникам отряд диверсантов дешевле бросить, чем один разовый телепорт открыть.

— Но там же был…

— Да тень это была, — сказал я. — Солнце с той стороны встаёт, косулю подсветило, как фонариком на простыне — вот вам и огромная тень в тумане.

Туман тем временем начал интенсивно редеть, оседая на всём, чём можно. Айко положила голову козы на показавшуюся крышу полевой кухни и, брезгливо морщась, залезла в «Саранчу».

Иван с одной стороны похвалил часовых за бдительность, с другой — распёк за нервность и объявил, что раз уж все пораньше встали, сейчас состоится дополнительное занятие с перестроениями и ориентированием на местности. Всё равно до завтрака ещё далеко. «Слушай мою команду…» — и так далее.

Из фургончика показался повар Евсей Романыч, вышел, потянулся, да так и замер с поднятыми руками, глядя на композицию «голова козы на крыше». Впрочем, дело быстро разъяснилось, и, как только туман рассеялся, двое бессменных помощников по кухне побежали в сторону распадка и нашли пару вполне приличных кусков косули, разбросанных на изрядном расстоянии друг от друга.

— Это было весьма предусмотрительно — не давать курсантам боеприпас в свободное пользование! — громогласно