Рубеж отхода - Марко Клоос Страница 15

«Это твоя мама там?»

«Да, это так».

«Иждивенцы могут ездить бесплатно, до пяти тысяч километров в год. Но она должна быть в вашей карте».

"Что это значит?"

«Это значит, — говорит он тоном, напоминающим сержанта, объясняющего что-то очевидное медлительному новобранцу, — что она должна быть указана в документах как твоя официальная иждивенка. Никаких друзей, никаких подружек, никаких других родственников».

«Она у меня в карточке, — говорю я. — Спасибо, сержант».

Я иду обратно к маме.

«Что это было?» — спрашивает она.

«Хочешь подняться ещё на один уровень, туда, где ходят частные поезда? Если ты не торопишься домой, можем немного прокатиться».

ГЛАВА 6

ЛИБЕРТИ-ФОЛЛС, ВЕРМОНТ

Мама изучает расписание поездов, словно изучает меню в хорошем ресторане. Здесь, наверху, где курсируют поезда частной железнодорожной сети, охрана ещё строже, чем внизу, на общественной станции. Общественные поезда бесплатные, но частные пригородные стоят немалых денег, и ни одна крыса из социального обеспечения не сможет проехать на них тайком. Охранники проверяют посадочные талоны и удостоверения личности, а охранники из частной охраны выглядят ещё более сварливыми, чем транспортные полицейские и патрульные HD на станции внизу.

Станция регионального экспресса — единственная часть Южного вокзала, которая хоть немного освещается солнцем. Она расположена над множеством подземных слоёв общественного транспорта. Наверху всё немного чище, ярче и тише, чем внизу. Технически говоря, региональная сеть магнитолевитационных поездов тоже является общественной, поскольку субсидируется Содружеством, но на поездах красуются логотипы частных компаний. Поездка на магнитолевите за город стоит денег — настоящих денег, а не кредитов социальной помощи на государственных картах. Когда я был гражданским, я никогда не задумывался о причинах этого, но теперь знаю, что это способ не дать крысам, получающим социальное обеспечение, вырваться из своего привычного места обитания.

«Куда нам поехать?» — спрашивает мама. Открывшиеся перед ней варианты, кажется, парализовали её. Региональные маглевы идут до Галифакса и до бывшей столицы, округа Колумбия, а платные пассажиры могут выбраться из Бостона десятками способов.

«Что ты хочешь увидеть, мама? Горы, океан, большой мегаполис или что? Нет предела мечтам».

«Не в большом городе, — говорит мама. — Где-нибудь, где ещё остались деревья, может быть».

Она еще раз несколько мгновений изучает пиктограммы различных региональных маршрутов, а затем тыкает пальцем в экран.

«Вот. Пойдём туда».

Она указывает на одну из северных остановок транзитной линии Green Mountain — место под названием Либерти-Фолс, штат Вермонт, прямо между Монпелье и Берлингтоном.

"Вы уверены?"

«Да. Я бы хотел посмотреть горы и деревья».

«Хорошо, тогда я куплю нам билеты».

Зал отправления – настоящий дворец по сравнению с тесными и вечно переполненными подземными платформами общественного транспорта. Высота потолка здесь девять метров, а высокие панорамные окна вдоль стен – явные проекции, потому что они показывают лишь слегка облачное голубое небо над Бостоном, а не пелену смога и грязи, окутывавшую город с тех пор, как я родился. Заднюю стену зала отправления занимает огромный дисплей с указанием пунктов назначения, времени отправления и номеров платформ. Под дисплеем расположены ряды билетных автоматов и пара информационных киосков. Мы подходим к киоскам, и я называю пункт назначения.

«Либерти-Фолс, Вермонт».

Через мгновение на экране передо мной появляется маршрут и схема проезда. Приятный женский голос озвучивает текст.

«Я предлагаю линию Green Mountain Line до Берлингтона с остановками в Нашуа, метроплексе Конкорд-Манчестер, Хартленде-Ливане и Монпелье».

Я нажимаю кнопку «ПРИНЯТЬ/ОПЛАТИТЬ» на экране. Дисплей переворачивается, показывая мне различные варианты оплаты: «КРЕДИТНАЯ КАРТА», «УДОСТОВЕРЕНИЕ ЛИЧНОСТИ ГОСУДАРСТВЕННОГО УДОСТОВЕРЕНИЯ ЛИЧНОСТИ», «ИНОСТРАННЫЙ КРЕДИТ (ТОЛЬКО В ЕВРО, ДОЛЛАРАХ АНЗАК И НОВЫХ ЙЕНАХ)», «ДРУГОЕ». Я выбираю второй вариант, сканирую военный билет и ввожу цифру 2 в поле «КОЛИЧЕСТВО ПАССАЖИРОВ». Терминал выдаёт наши пластиковые посадочные талоны, я выхватываю их из автомата и протягиваю маме.

«Предоставлено Содружеством. Завтра утром вы сможете вдохнуть чистый горный воздух».

Система магнитной подвески была построена задолго до моего рождения, когда Содружество ещё не потратило все деньги на колонизацию. Таким образом, новейшим поездам в системе лет сорок-пятьдесят, но они в гораздо лучшем состоянии, чем те, что используются в общественной системе. В вагонах магнитной подвески есть купе, каждое на шесть-восемь человек, и в голове каждого вагона есть небольшой туалет. В общественных поездах пахнет жжёной резиной и мочой, сиденья сделаны из практически неразрушимых полимерных материалов, а тряска такая, что керамические пломбы могут расшататься. В вагонах магнитной подвески пахнет просто старой тканью, сиденья обиты комфортной антисептической нановолоконной тканью, а поездка такая плавная, что я едва могу понять, что мы движемся. Мы занимаем одно из пустых купе и полностью в нашем распоряжении.

Бостонский метроплекс тянется до самой границы с Нью-Гэмпширом. Первые тридцать минут поездки мы видим лишь тёмный бетонный пейзаж, ряд за рядом стоящие многоквартирные дома, перемежаемые тускло освещёнными перекрёстками улиц, словно поляны в городском лесу. Маглев едет по титановым аркам, возвышающимся на девять метров над бетонным лесом. По мере приближения к окраинам города и удаления от многоквартирных домов здания становятся меньше, а улицы шире и лучше освещёны. Только пересекши границу штата с Нью-Гэмпширом, мы видим первые большие зелёные пятна среди городской застройки.

«Столько людей», — размышляет мама. Она изучает мир за двухслойными поликарбонатными окнами с тех пор, как мы покинули Южный вокзал. «Подумать только, сколько людей живёт на этом клочке земли».

«Шестьдесят миллионов», — говорю я. «И это только Бостон и Провиденс. В Нью-Йорке уже больше ста миллионов».

«О, я знаю цифры», — говорит мама. «Просто одно дело — читать их на экране, а совсем другое — увидеть своими глазами».

«Всё Восточное побережье такое», — говорю я. «Один метрополис переходит в другой. У нас их слишком много для маленькой старушки Земли. Колонии до сих пор почти пустуют».

«Как там, наверху? Тебе удаётся хоть немного побывать на этих планетах?»

«Я был в большинстве наших, а также во многих китайских и российских. Это нечто особенное. Дикие, бесплодные. Суровые места для жизни».

«Знаешь, я каждый год клала наши имена в шляпу для колониальной лотереи, — говорит мама. — Пока её не закрыли. Не могу поверить, что они прекратили полёты в колонию».

«Мы потеряли больше половины наших колоний из-за ланкийцев, мама. Думаю, команде Красных пришлось не многим лучше. Сейчас не стоит быть колонистом. Эти твари появляются на орбите, и через четыре недели все на планете умирают. Ты не можешь дать отпор, а бегство и прятки тебе