Сибирское образование - Николай Лилин Страница 7

«Ты сам не так уж молод! Каким уродливым старым ублюдком ты оказался! Что случилось с лучшими годами твоей жизни?» — ответил мой дядя, с любовью глядя на него. Было ясно, что эти двое мужчин были хорошими друзьями.

«Кто этот молодой негодяй? Он не сын Юрия, не так ли?» Ежик уставился на меня с кривой улыбкой.

«Да, это мой племянник. Мы назвали его Николаем, в соответствии с пожеланиями старой Тайги, да пребудет с ним земля легкой, как перышко…»

Ежик склонился надо мной, его лицо оказалось напротив моего. Он пристально посмотрел мне в глаза, а я посмотрела на него. Его глаза были очень бледными, почти белыми, со слабым оттенком голубизны; они не казались человеческими. Они завораживали меня, и я продолжал смотреть на них, как будто они могли изменить цвет в любой момент.

Затем Ежик положил руку мне на голову и взъерошил волосы, и я улыбнулась ему, как будто он был членом моей семьи.

«Этот парень собирается стать убийцей. Он настоящий представитель нашей расы, да поможет ему Господь».

«Он умный парень…» — сказал мой дядя с сильной ноткой гордости в голосе. «Колыма, мальчик, прочитай дяде Ежу и дяде Рагу стихотворение об утопленнике!»

Это было любимое стихотворение дяди Виталия. Всякий раз, когда он напивался и хотел пойти и убить нескольких полицейских, мои бабушка и дедушка, чтобы остановить его, посылали меня прочитать ему это стихотворение в качестве своего рода терапии. Я начинал декламировать, и он сразу успокаивался, говоря:

«Ладно, неважно, я убью этих ублюдков завтра. Давайте послушаем это снова…» Поэтому я повторял стихотворение снова и снова, пока он не засыпал. Только тогда мои бабушка и дедушка вошли в комнату и забрали у него пистолет.

Это было стихотворение легендарного Пушкина. Оно о бедном рыбаке, который находит тело утопленника, запутавшегося в его сетях. Опасаясь последствий, он бросает тело обратно в воду, но призрак утопленника начинает посещать его каждую ночь. Пока его тело не будет похоронено в земле под крестом, его дух никогда не сможет упокоиться с миром.

Это была замечательная история, но в то же время и ужасающая. Я не знаю, почему она так понравилась моему дяде.

Я не стеснялся декламировать стихи перед другими, на самом деле мне это нравилось; это позволяло мне чувствовать себя важным, находиться в центре внимания. Итак, я набрал полные легкие воздуха и начал говорить, стараясь звучать как можно более впечатляюще, варьируя тон и подчеркивая свои слова жестами:

«Дети вошли в дом и поспешно позвали своего отца: «Отец, отец! В наши сети попал мертвец!» «О чем вы говорите, маленькие дьяволы?» ответил отец. «Ох уж эти дети! Я дам тебе «мертвеца»… Жена, дай мне мое пальто, я пойду посмотрю. Ну, и где этот мертвец?» «Вот он, отец!» И действительно, там, на берегу реки, где сеть была разложена сушиться, на песке лежал труп: ужасное, изуродованное тело, синеватое и раздутое…»

Когда я закончил, они аплодировали мне. Больше всех обрадовался мой дядя; он погладил меня по голове, сказав:

«Что я тебе говорил? Он гений».

Старина Стью пригласил нас присесть за стол под беседкой и пошел принести нам два стакана.

Ежик спросил меня:

«Скажи мне, Колыма, у тебя есть щука?»

При слове «щука» мои глаза засияли, и я стал внимательным, как тигр на охоте — у меня никогда не было щуки, как и ни у кого из моих друзей. Мальчики обычно получают его позже, когда им исполняется десять или двенадцать лет.

Пика, как называют традиционное оружие сибирских преступников, представляет собой складной нож с длинным тонким лезвием и связана со многими старыми обычаями и церемониями нашего сообщества.

Щуку не купишь. Ее нужно заслужить.

Взрослый преступник может подарить пику любому юному преступнику, при условии, что он не является родственником. Получив ее, пика становится своего рода личным культовым символом, подобным кресту в христианской общине.

Щука также обладает магической силой, ее много.

Когда кто-то болен, и особенно когда он испытывает сильную боль, ему под матрас кладут открытую пику с торчащим лезвием, чтобы, согласно поверьям, лезвие снимало боль и впитывало ее, как губка. Более того, когда враг поражается этим клинком, боль, накопленная внутри него, вытекает в рану, заставляя его страдать еще больше.

Пуповину новорожденных перерезают щукой, которую сначала нужно было оставить открытой на ночь в месте, где спят кошки.

Чтобы скрепить важные соглашения между двумя людьми — перемирие, дружбу или братство — оба преступника режут себе руки одной и той же пикой, которая затем остается у третьего лица, являющегося своего рода свидетелем их соглашения: если кто-либо из них нарушит соглашение, он будет убит этим ножом.

Когда преступник умирает, его пика ломается одним из его друзей. Одна часть, лезвие, кладется в его могилу, обычно под голову мертвеца, в то время как черенок сохраняется его ближайшими родственниками. Когда необходимо пообщаться с покойником, попросить совета или чуда, родственники достают черенок и кладут его в красный угол, под иконы. Таким образом, мертвый человек становится своего рода мостом между живыми и Богом.

Пика сохраняет свою силу только в том случае, если она находится в руках сибирского преступника, который использует ее, соблюдая правила преступного сообщества. Если недостойный человек завладеет ножом, который ему не принадлежит, это принесет ему несчастье — отсюда наша идиома: «испортить что-нибудь, как щука портит плохого хозяина».

Когда преступник в опасности, его пика может предупредить его многими способами: лезвие может внезапно раскрыться само по себе, или раскалиться, или завибрировать. Некоторые думают, что оно может даже издавать свист.

Если пика сломана, это означает, что где-то есть умерший человек, который не может обрести покой, поэтому к иконе приносим жертвы, или поминаем умерших родственников и друзей в молитвах, посещаем кладбища, и об умерших вспоминают, разговаривая о них в семье и рассказывая истории о них, особенно детям.

По всем этим причинам при слове «щука» у меня загорелись глаза. Обладать такой щукой — значит быть вознагражденным взрослыми, иметь что-то, что навсегда привяжет тебя к их миру.

Вопрос, который задал мне Ежик, был явным признаком того, что со мной должно было произойти нечто