Сибирское образование - Николай Лилин Страница 6

Когда мне было шесть, мой дядя Виталий повел меня к своему другу, которого я никогда не встречал, потому что он всю мою жизнь провел в тюрьме. Его звали Александр, но мой дядя называл его «Ежик». Прозвище, ласковое название для маленького, беззащитного существа, было придумано, когда он был младенцем, и осталось с ним до взрослой жизни.

Ежик был освобожден в тот же день, после пятнадцати лет тюремного заключения. Среди сибиряков существовал обычай, что первые люди, пришедшие навестить только что освобожденного заключенного, должны были взять с собой детей: это была форма доброжелательного пожелания, талисман на удачу в его будущей жизни, свободной и преступной. Присутствие детей служит демонстрацией людям, которые долгое время были исключены из общества, что у их мира все еще есть будущее, и что то, что они сделали, их идеалы и их криминальное воспитание не были и никогда не будут забыты. Я, конечно, ничего в этом не понимал, и мне было просто любопытно познакомиться с этим персонажем.

В нашем районе каждый день кто-то отправлялся в тюрьму или выходил из нее, поэтому для нас, детей, не было ничего странного в том, что мы видели человека, который сидел в тюрьме; нас воспитывали в ожидании, что рано или поздно мы сами попадем туда, и мы привыкли говорить о тюрьме как о чем-то вполне нормальном, точно так же, как другие мальчики могли бы говорить о военной службе или о том, что они собираются делать, когда вырастут. Но в некоторых случаях персонажи некоторых бывших заключенных приобретали героический облик в наших рассказах — они становились образцами, на которые мы хотели быть похожими любой ценой, мы хотели прожить свои полные приключений жизни, которые блистали криминальным шиком, те жизни, которые мы слышали, как обсуждали взрослые, и о которых мы потом говорили между собой, часто изменяя детали, делая эти истории похожими на сказки или фантастические приключения. Вот кем был Ежик: легендой, одной из тех фигур, которыми питалось наше юное воображение. Говорили, что он был еще подростком, когда его приняли как грабителя в одну из самых известных банд нашего сообщества, состоящую из старых сибирских авторитетов[2] и руководит им другая легендарная личность, известная всем как «Тайга».

Тайга был прекрасным примером чистокровного сибирского преступника: сын родителей-преступниц, маленьким мальчиком он грабил бронепоезда и убил большое количество полицейских. О нем ходило много невероятных историй, в которых он изображался как мудрый и могущественный преступник, который был экспертом в ведении незаконной деятельности, и в то же время был очень скромным и добрым, всегда готовым помочь слабому и наказать за любую несправедливость.

Тайга был уже стариком, когда встретил Ежика, который тогда был ребенком-сиротой. Он помогал по-своему, обучая его уголовному праву и морали, и очень скоро Ежик стал ему как внук. И Ежик заслужил его уважение.

Однажды Ежик был окружен полицией вместе с пятью другими преступниками. Выхода не было — все члены его банды исповедовали старую сибирскую веру и поэтому никогда бы не позволили взять себя живыми. Они будут сражаться до победы или смерти. Испытывая жалость к нему, поскольку он был так молод, его товарищи предложили ему ускользнуть, предложив ему определенный путь к отступлению, но он, из уважения к ним, отказался. Они были уверены, что их всех убьют — полицейская осада была безжалостной, — но потом Ежик сделал что-то хитрое. Он спрятал свой пистолет-пулемет за спиной и с криками страха выбежал навстречу полиции, умоляя их помочь ему, как будто он был просто жертвой, которая не имела никакого отношения к противостоянию между преступниками и полицией. Копы позволили ему пройти за их спинами, и как только он добрался туда, он вытащил пистолет и перестрелял их. Благодаря его сообразительности старики были спасены, и Ежик стал постоянным членом их банды со всеми правами взрослого преступника. Для нас, детей, он был источником вдохновения: подросток, которого взрослые принимают как равного, — очень редкое явление.

Позже, когда ему было около тридцати, Ежа отправили в тюрьму за попытку убийства полицейского. Не было никаких доказательств или свидетелей, но он был осужден по менее тяжкому обвинению в «участии в преступной группе»; все, что было необходимо для вынесения обвинительного приговора по этому делу, — это пара пистолетов, конфискованных из его дома, и несколько предыдущих преступлений. По договоренности с полицией судья мог вынести приговор сроком до двадцати пяти лет с дополнительными условиями наказания. Правосудие в СССР было далеко не слепым; фактически, временами казалось, что оно рассматривает всех нас через микроскоп.

Мой дядя был другом Ежа; в тюрьме они были членами одной «семьи»: поскольку мой дядя вышел на свободу раньше него, однажды он отправился в дом старого Тайги, который к тому времени был при смерти, с добрыми пожеланиями от своего приемного внука. Перед смертью Тайга благословил моего дядю и сказал ему, что первый ребенок мужского пола, который родится в нашей семье, должен носить имя моего прадеда Николая, который был его другом в юности, а затем был застрелен полицией в возрасте двадцати семи лет. Первым ребенком мужского пола, родившимся пять лет спустя, был я.

Мы с дядей Виталием пошли пешком; это было недалеко — всего полчаса ходьбы. У Ежика не было своего дома; он жил у старого преступника по кличке «Стью», который жил на окраине нашего района, недалеко от полей, где река делала широкий изгиб и исчезала в лесу.

Ворота были открыты. Было лето и очень жарко; Стью и Еж сидели во дворе перед домом, под беседкой из виноградных лоз, которая создавала приятную тень. Они пили квас, утоляющий жажду напиток, приготовленный из черного хлеба и дрожжей. Запах кваса был очень сильным; вы могли сразу почувствовать его в неподвижном, теплом воздухе.

Как только мы вошли, Ежик встал со стула и поспешил навстречу моему дяде: они обнялись и трижды поцеловали друг друга в щеки, как принято в нашей стране.

«Ну что, старый волк, ты все еще можешь кусаться? Разве шурупы не сломали тебе все зубы?» Спросил Ежик, как будто это был мой дядя, которого только что выпустили из тюрьмы, а не он.

Но я знал, почему он это сказал. У моего дяди был очень неприятный опыт в течение последнего года пребывания в тюрьме. Он напал на охранника из-за вопроса чести, защищая старого преступника, которого избил полицейский, и охранники отомстили ему жестокими пытками: они долго и жестоко избивали его, затем облили водой и оставили на