Александра. Большая игра. - Олег Ростов Страница 5

— Я оценила, Богдан. У тебя есть чувство юмора.

— Чего есть, Матушка?

— Чувство юмора. Юмор, это значит ты весёлый человек.

— Ну так, повеселится мы все любим, Матушка. — Довольно улыбнулся Богдан. Я смотрела на войта. Он на меня, стоя на коленях. В его глазах был страх, даже больше — смертельный ужас.

— Богдаша, ключ вытащи у него и обмой водой, а то он в его соплях весь.

Богдан ловко снял верёвку и забрал ключ. И передал его Никифору. Тот ушёл обмывать. Я продолжала смотреть на войта. Одежда на нём была порвана, золотая цепь на груди отсутствовала. Всё верно, это военный хабар, забрали самым первым. На лице кровь, один глаз заплывший. Палатины или кто там его брал в плен, от души его попинали. В живых оставили только потому, что я велела, иначе сейчас бы лежал изрубленными кусками.

— Значит это ты войт? Городской голова? — Он молчал, глядя на меня с ужасом. Богдан перетянул его по спине плетью.

— Отвечать королеве, смерд! — Рявкнул он.

— Я не смерд. Я дворянин, Константин…

— Уже нет. — Прервала я его. — Ты уже не дворянин. Ты вообще уже никто. И мне не интересно твоё имя. Меня интересует только один вопрос. Ты чем думал, когда писал оскорбления мне? Или может ты решил, что ты бессмертный? — Стоявшие вокруг засмеялись.

— Пощадите Ваше Величество! — Закричал он.

— О как! Я уже и Величеством у тебя стала, войт⁈ — Взглянула на свой высший командный состав. — Знаете, господа, как сказал один человек: «Хорошим словом можно многого добиться, а хорошим словом и артиллерией добиться можно гораздо большего»! — Я переиначила слова Аль Капоне, но он на меня, я думаю, не обидится. Тем более, он ещё не родился. Князья и ландмаршал засмеялись вновь. Так же засмеялись и воины, окружавшие нас.

— Великолепно сказано, Ваше Величество. Надо будет запомнить. — Смеясь, сказал Ландмаршал.

— Пощадите, Ваше Величество. — Продолжал выть войт Браславля. — Я могу дать за себя хороший выкуп.

— Выкуп дать за себя? Как замечательно. Ты думаешь мне нужно твоё серебро? Ты, который называл меня непотребными словами. Меня, потомка древних королевских и имперских династий. Скажи, войт, а вон те люди, в твоём бывшем городе, как им быть? А ведь это ты их обрёк на страдания и смерть. Сколько людей там уже лишились своей жизни и лишаться ещё? Сколько женщин будет изнасиловано? А ведь всё могло быть по другому. И все остались бы живы и даже не ограблены. А сейчас что? Были до сего дня добропорядочные бюргеры. Обуты, одеты. В мошне звенели монеты. А стали никем. Кто-то ограбленным до нитки избитым или изувеченным, а кто-то вообще мёртвым. Кто-то был добропорядочной женщиной, женой или девушкой, готовящейся выйти замуж. А сейчас? А сейчас превратились в обозных потаскух. И ты после этого предлагаешь мне выкуп за себя? Всё, заткнись.

Подошла к другому пленному. Он был довольно молод. Около 30. На нём были доспехи. Не дешёвые. Одна рука висела у него плетью. Голова в крови. Он единственный смотрел на меня без страха.

— Ты кто такой?

— Командир гарнизона и местного ополчения. Полковник Ян Кезгайло.

Фамилия Кезгайло мне ничего не говорила. Зато её знали Ландмаршал и князь Воротынский.

— Уж не сынок ли ты Станислава Кезгайло? — Спросил его Воротынский.

— Да, князь.

Я вопросительно посмотрела на Ивана Михайловича. Тот усмехнулся, глядя на молодого офицера. Хотя слово молодой, для 16 века, 30-ти летний мужчина, это как бы не совсем правильно. К тридцати годам, это были матёрые воины и отцы многочисленного семейства, если успевали, конечно, обзавестись потомством.

— Государыня. Кезгайло, это одна из влиятельных семей Великого Княжества Литовского. Например, его дед, Михаил Кезгайло, в своё время занимал должность канцлера княжества. Кезгайлы старинный литовский боярский род. Прадед Яна, Кезгайло Волимонтович сто лет назад участвовал в заключении Виленско-Радомской унии между Польским королевством и Великим Княжеством Литовским. Был ближником Великого Князя Витовта.

— Совершенно верно, князь Воротынский, Иван Михайлович. — Произнёс Ян Кезгайло. — Я тебя помню, княже. Лет пять назад ты встречался с моим отцом на порубежье. Вы разграничивали владения Великого Князя Московского и Великого Князя Литовского.

— Было дело. — Сказал Иван Михайлович, глядя на меня. — Я ездил туда по поручению Государя нашего. А Станислава я хорошо знаю. Встречались с ним и в бою, и на пиру, за столом. Не мало хмельного вина было выпито.

— Князь Иван Михайлович. Я не могу королеву спросить на прямую, так как это было бы неуважением, поэтому хочу спросить тебя. Почему Её Величество в такой одёжке?

Я улыбнулась и посмотрела на Воротынского. Он тоже засмеялся.

— А потому, Ян, боярин литовский, что царевна Трапезунда, Византии и Рима, королева Ливонии и в скором времени Великая Княгиня Московская сама лечит своих воинов, без разницы, простой он или высокородный. Сама, своими руками спасет жизни своих воинов, которых она называет солдатами. Вот и сейчас она врачевала ландскнехтов, стрелков, мечников. Скажи, Ян, ты видел ещё где такую Царевну и королеву?

— Мне это трудно представить. Но я вижу это своими глазами. Это невероятно. Значит её жолнежи преданы ей?

— Преданы, боярин. — Кивнул Воротынский. — А теперь сам подумай какую ярость и злость вызвало в армии ваше письмо, где она была оскорблена самыми последними словами. Этого ещё не знает Великий Князь Московский. А она, как я сказал, будущая Великая Княгиня. Наречённая невеста моего Государя.

Ян кивнул и горько усмехнулся.

— Наш войт глупый человек. У него большое самомнение. Он когда-то оказал услугу Радзивилам и теперь думает, что весь мир у него в кармане. Я изначально был против такого ответа. Особенно против оскорблений и убийства посланника. Это урон чести, князь. Я отказался в этом участвовать и не подписывал этого письма. Но я говорю это не потому, что хочу вымолить себе прощение и милость. Нет. Я воин. И я с честью приму смерть. Прошу только об одном. Не надо меня вешать, как вора. Я боярского рода. Поэтому, пусть мне отсекут голову мечом. Это всё, что я хочу. — Ян посмотрел на меня.

— Хорошо, князь. Тебе отсекут голову мечом. Что у тебя с рукой?

— Перебили моргенштерном, «Утренней