Леонид. Время выбора - Виктор Коллингвуд Страница 4

Николаев. Вот как звали его убийцу…

* * *

Следующий день был завершающим. Торжественные заседания, поздравления, славицы в честь Вождя когда делегаты расходились после заседания, я подкараулил Кирова в одном из боковых, полутемных коридоров. Он шел в окружении нескольких ленинградцев, оживленно что-то обсуждая.

— Сергей Миронович! — я шагнул ему навстречу. — Прошу прощения. Отойдемте на две минуты! Сверхважный личный разговор.

Он удивился, но, увидев выражение моего лица, кивнул своим спутникам и отошел со мной в нишу у окна.

— Что случилось, Леонид Ильич?

— Сергей Миронович, — быстро, почти шепотом произнес я. — У меня есть абсолютно точная, проверенная информация из моих источников. В вашем ленинградском аппарате есть некто по фамилии Николаев. Человек с крайне неустойчивой психикой, обиженный на партию, имеет доступ к оружию. Он представляет для вас прямую, непосредственную физическую угрозу. Я прошу вас, как только вернетесь в Ленинград, немедленно дайте указание вашей охране и органам полностью изолировать этого человека. Под любым предлогом.

Киров слушал, и его добродушное лицо становилось все более серьезным и удивленным.

— Николаев? Да, помню такого. Так себе товарищ. Жалобщик. Но чтобы такое…

— И второе, — я не дал ему договорить. — Еще более важное. Я знаю, что к вам подходили с разговорами о смещении товарища Сталина.

Его глаза расширились.

— Вы обязаны, Сергей Миронович, — я почти впился в него взглядом, — немедленно, сегодня же ночью, пойти к товарищу Сталину и в мельчайших деталях, назвав все фамилии, доложить ему об этих разговорах. Любое промедление, любая попытка скрыть это будет истолкована против вас. В нынешней ситуации вы из кандидата в спасители партии превратитесь в главу заговора. Со всеми вытекающими!

Киров стоял, ошеломленный, неверяще глядя на меня.

— Берегите себя, Сергей Миронович, — сказал я уже совсем тихо. — Вы очень нужны партии. И стране.

Я повернулся и быстро пошел прочь, не дожидаясь ответа. Киров остался стоять в полумраке коридора. Он вежливо, чуть удивленно поблагодарил меня, но в его глазах я не увидел полного понимания и веры. И у меня осталось тяжелое, гнетущее чувство, что он, при всем своем несомненном уме, доброте и обаянии, так до конца и не понял, в какой смертельно опасной игру он оказался.

Глава 2

Семнадцатый съезд оказался крайне бурным. Попытки «прокатить» Сталина произвели на всех заметное впечатление. Судя по всему, Сталину эти события дались нелегко: прежде всего, это выразилось в показной демократизации партийной жизни. Был ликвидирован институт Генерального Секретаря: теперь Сталин был просто одним из Секретарей ЦК, наравне с А. А. Ждановым, Л. М. Кагановичем и С. М. Кировым. Забавно, но на фактическом положении дел это никак не сказалось. Зато теперь в адрес Сталина все чаще стал употребляться титул «вождь» — тем самым подчеркивались его авторитет и неформальное лидерство. Политбюро переименовали в «Президиум ЦК».

В то же время ликвидировали Центральную Контрольную Комиссию. Теперь жаловаться можно было только на партийных функционеров низшего звена. Съезд постановил провести чистку в рядах партии и советско-хозяйственных организациях от «ненадёжных и переродившихся людей», а также сократить штаты. На полгода прекратился прием в партию: возобновление приёма было запланировано после окончания чистки, со второй половины 1934 года. И — вишенка на торте — реорганизация низовых звеньев партии. В общем, началась перетряска системы, которая ожидаемо должна была закончиться 37-м годом…

Десятое февраля 1934 года стало одним из самых важных дней в моей новой жизни. В гулком, переполненном зале делегаты XVII съезда утвердили новый состав Центрального Комитета. Когда с трибуны среди прочих прозвучала и моя фамилия, в душе взорвалась странная смесь ледяного ужаса и обжигающего триумфа. Я вошел в высшую касту. Впереди были либо головокружительная власть, либо безымянная могила где-нибудь на Бутовском полигоне. Третьего не дано.

Весь следующий день телефон в моем кабинете разрывался от звонков. Помощники, директора заводов, конструкторы, секретари обкомов — все спешили поздравить с «высоким назначением, доверием партии и товарища Сталина». Я принимал поздравления сдержанно, благодаря за поддержку, но внутри все кипело. Радость смешивалась с осознанием, что в новой номенклатуре надо бы «прописаться». Пригласить всех, отпразновать — настоящему, с размахом, как это было принято в моей прошлой жизни. Поднять бокалы, произнести тосты, принять подарки — вот это вот все…. Но как это принято, я не очень себе представлял. Куда приглашать? Чего заказывать? Да и денег у меня не сказать чтобы был вагон — официальная должность завсектором Орграспредотдела к числу «хлебных» не относилась.

Первым делом я позвонил незаменимому Анастасу Микояну, и без обиняков спросил:

— Анастас Иванович, спасибо за поддержку на съезде. Хочу собрать завтра вечером небольшой банкет для своих. Человек на десять-двенадцать. В «Метрополе». Ты как, сможешь?

В трубке на мгновение повисла напряженная тишина.

— Леня, дорогой, — голос Микояна был вкрадчивым, почти отеческим. — Ты меня, конечно, извини, но я тебе как старший товарищ скажу. Ты сейчас глупость хочешь сделать. Боо-льшую глупость!

— Не понял, — растерялся я.

— Ну вот смотри, — продолжал он, — ты теперь не просто завсектором. Ты — кандидат в члены ЦК. На тебя смотрят все. Моральный облик должен быть на высоте. Устраивать банкет, «обмывать» должность — это по-купечески, не по-большевистски. Это называется «барство» и морально-бытовое разложение. Завтра же на стол Хозяину ляжет десять доносов, что товарищ Брежнев, не успев толком обрести высокое доверие, уже устраивает попойки в ресторанах. Тебе это надо?

Я молчал, чувствуя, как краска заливает щеки. Все-таки я — идиот, совершенно не понимающий неписаных правил этого мира. Наш буржуазный 21 век так и лезет из меня…

— Как же тогда… отмечать? — глухо спросил я.

— Никак, — рассмеялся Микоян. — Никто такое не отмечает. Просто — работают. Причем — с удвоенной энергией, чтобы доказать, что не зря тебе это доверие оказали. А если уж совсем невтерпеж — соберись дома, с родственником, с женой. Или с самыми близкими друзьями коньяка выпейте. Коньяк, если что, я тебе пришлю. Тут у нас на Ереванском заовде мастер есть, Маркер Седракян — отменные вещи делает! А про рестораны, Леня, забудь. По крайней мере, на ближайший год!

Я повесил трубку в состоянии некоторого раздражения. В очередной раз жизнь ткнула меня носом в тот простой факт, что «тут вам — не там», и в этом мире надо быть крайне осторожным. Пришлось обзванивать тех,