Александра. Большая игра. (книга вторая) - Олег Ростов Страница 32

Княгиня сняла платье. Осталась в одной ночной рубахе. Залезла в камин, в дымоход. Князь подал ей сына. Мальчик сильно испугался и плакал.

— Тихо, сынок, тихо. Будь мужчиной, прошу тебя. — Приговаривал князь.

Дверь трещала под ударами топора. Наконец, засов отскочил с куском дерева. Дверь открылась и тут же раздался выстрел. Последний воин Острожского рухнул на пол с простреленной грудью. В комнату ворвались несколько воинов. Выставили перед собой щиты.

— Князя брать живым. Это приказ. — Услышал он команду. Но живым даваться он не хотел. Напал первым. Зазвенела сталь. Но долго князь, пусть даже он и был хорошим мечником, не продержался. Его оглушили. Мир перевернулся в его глазах, и он потерял сознание.

Очнулся Острожский на телеге. Голова его была перевязана. Руки и шея в колодке. Рядом на телеге сидела его жена. В ночной, грязной от сажи, рубашке. С грязным лицом, на котором были потёки от слёз. Тут же спал и маленький княжич. Тоже грязный, весь в саже.

Рядом с телегой ехал конный воин. И это был не татарин. Русич. Он смотрел на князя и ухмылялся.

— Что, Константин Иванович, очнулся? Это хорошо. Соскакивай с телеги и иди пешком, рядом.

Телега остановилась. Князь встал на землю. Он был босиком. Сапог не было на нём.

— Я, князь Острожский. Я требую к себе соответствующего отношения. Снимите колодку. Я дам слово, что не убегу. И моя жена, княгиня Острожская, ей надо платье.

Воин захохотал. Вместе с ним засмеялись и другие всадники, ехавшие по близости.

— Заткнись. Ты был князем, а сейчас ты клятвопреступник. Иуда. А значит вор и тать поганый. Ты клялся Великому Государю Московскому. Клялся на кресте и нарушил клятву, тайно бежав по ночи. И Господь забыл тебя. Поэтому ты сейчас никто и звать тебя никак. Бредёшь с колодкой на вые своей. Понял? А ещё раз вякнешь, я тебя плетью перетяну. А жёнке твоей и так сойдёт. А если не доволен, так мы её вообще можем без ночной рубахи оставить. Скажи спасибо, что она не пешком, босыми ногами идёт, а едет на телеге. И слово твоё поганое, нет веры ему. Стоит оно меньше медного гроша.

— Костя, прошу тебя, не надо. Не зли их. — Попросила Татьяна мужа.

— Кто вы? — Спросил Острожский всадника. — Вы не татары и не донские казаки.

— Мы Корпус Порфирородной Принцессы Трапезунда, Византии и Рима. Порфирогениты, Её Величества Королевы Ливонии Александры Комниной-Нибелунг…

Ливонское королевство. Митава. Середина октября 1514 года от Рождества Христова

Войска Пястов, а точнее Анны Радзивилл, взяли город в кольцо. Княгиня Мазовии предложила городу сдаться. Её культурно послали. Нет, не так, как меня в Браславле, а очень даже культурно и виртуозно, заявив, что без разрешения Её Величества, королевы Александры, сдаться они никак не могут, а посему просят прощения у высокородной княгини Мазовии. Горожане отбили три штурма. Но ситуация у них ухудшалась. Артиллерия поляков крошила стены города, размалывая бастионы в труху. Четвёртый штурм горожане бы не выдержали, но на их счастье, к городу подошли передовые отряды королевской армии.

Войска сразу стали перестраиваться из походных колон в боевые порядки, выстраиваясь напротив Митавы и отрядов наёмников Анны Радзивилл. Артиллеристы отцепляли пушки от конных упряжек и разворачивали их жерлами в сторону противника. С повозок быстро сгружали мортиры. Действовали чётко и слаженно. Укладывали рельсы и устанавливали на них мортиры. Тут же начинали заряжать. Пикинеры выстраивались в ровные коробочки баталий. Двумя ротами в каре выстроились мушкетёры с примкнутыми штыками к ружьям-мушкетам. Конница так же выстраивалась на флангах разворачивающейся армии.

Я сидела на своей коне.

— Никиша, — позвала палатина, — мой штандарт.

— Да, Матушка.

Никифор метнулся к обозу и вскоре вернулся назад. Над ровными рядами батальонов Корпуса уже поднялось знамя с Георгием Победоносцем и двуглавым орлом. Никифор поднял мой личный, королевский штандарт. Древко упёр в специальное углубление в стремени и замер. Полотно штандарта развернулось. Я много мудрствовать не стала. Взяла герб Ливонского Ордена. Убрала из верхней левой части герба красный тевтонский крест. Но оставила красный меч. Так же оставила большой черный крест на белом фоне. В центр креста, добавила красного двуглавого орла. Пусть будет, своего рода, преемственность. Вот этот герб и стал гербом Ливонской короны и моим личным штандартом.

В лагере Анны Радзивилл шла какая-то суета. Осада была снята. Войска противника стали стягиваться в единый кулак и сосредотачиваться напротив моей армии. Но заслон возле города она оставила. Всё верно, не дура, понимает, что городской гарнизон может в самый ответственный момент ударить им в спину.

— Ландмаршал. — Обратилась я к Платеру. — Пошлите парламентёра. Пусть скажет им на словах, что в случае, если они сейчас сложат оружие и сдадутся, я оставлю им всем жизнь.

Ландмаршал отправил Анне Радзивилл парламентёра с белым флагом. Ждали не долго. Вскоре гонец вернулся назад.

— Ваше Королевское Величество. Анна Радзивилл отказалась. Наоборот, предложила тебе сложить оружие, и тогда она милостиво разрешит уехать тебе в Московию. А всех остальных будет ждать её суд, как законной и легитимной матери-королевы. И насчёт герцога Баварии она высказалась, что отпустит его тоже, но он обязан будет выплатить ей огромный выкуп за себя. Полмиллиона серебряных талеров. Это её слова.

Я молчала. Зато моя высокородная свита стала высказывать слова угрозы и оскорблений в адрес княгини Мазовии.

— Ваше Величество! — Платер смотрел на меня глазами, в которых было оскорблённое самолюбие. Вильгельм презрительно скривился.

— Это мы ещё посмотрим кто и кому выплатит выкуп. — Проговорил он и выпятил нижнюю челюсть, в жесте крайнего презрения.

— Что, мой Иоганн? Ты оскорбился? Понимаю тебя. Я даже не удивлена. У Анны очень большое самомнение. Витает в облаках. Пора опустить её на землю.

— Согласен, Матушка. — Усмехнулся князь Воротынский. — Опустить на землю. А то она, наверное, решила, что может тягаться с Архангелом божиим. Воспарила куда-то непонятно. Гордыня, есть величайший из грехов.

— Согласна, Иван Михайлович. Гордыня есть великий грех. Особенно, если проявляешь её не там, где нужно.

Осматривала порядки армии Мазовии в подзорную трубу.

— Иван Михайлович, посмотрите. Они выстроились уступом. Замечательно. Анна решила применить тактику древних норманнов?

— Что за тактика, Ваше Величество? — Тут же спросил Платер.

— Ландмаршал, я тебя умоляю. Уж кто-кто, а ты должен это знать. Войска выстраиваются клином или