Печать Мары: Пламя. Книга I - Дарья и Алексей Домбровские Страница 32

Анна открыла сама. Ночная прохлада поначалу освежила, и она наконец уснула. После обряда на суженого в бане сон стал избегать ее. Она лежала почти до рассвета, сложив руки на одеяле, и смотрела в потолок. Трещинки и сучки на досках были едва видны во тьме. Ей иногда казалось, они оживают. Кругляшки сучков превращаются в настоящие водовороты. Трещинки расходятся и становятся глубокими темными провалами. Водовороты подхватывают ее, увлекают за собой. И тянут, тянут ближе к черным бездонным пропастям. В эти моменты Анне хотелось остановиться, отвести взгляд. Но у нее не получалось. В самый последний момент, когда тело, казалось, уже срывается в пропасть, она с криком вскакивала в постели, не понимая, что это было. Сон, явь или видение.

Нет, так уже нельзя. Холодно. Анна отбросила одеяло и села на кровати. Поставила босые ноги на пол. Тут же отдернула. Холодно. Коврик, обычно лежащий под ногами, сбился. Анна пошарила ногой. Нигде нет. Снова, уже медленно и осторожно, опустила ноги. Б-р-р-р. Но постепенно кожа привыкла, да и доски пола не были совсем уж ледяными. Быстрыми шагами подошла к окну и с шумом его закрыла. Вот теперь хорошо. Обернулась — и замерла. Застыла, как жена Лота. Прикрыв рот рукой, чтобы не закричать.

В углу спальни стоял Савелий. Живой.

Он быстро подошел к Анне, отнял ее руку от губ и поцеловал. Губы Савелия были холодные, почти ледяные. Анна попыталась сопротивляться, уперлась ему руками в грудь, пробуя оттолкнуть. Но тут же сдалась. Сопротивление ее ослабло, руки безвольно вытянулись вдоль тела. Не прерывая поцелуя, Савелий сильно прижал ее к себе. И тут руки Анны — сначала робко, потом смелее и крепче — обняли его шею.

Прикосновение женских рук было для Савелия как удар молнией. Он приглушенно рыкнул, легко поднял Анну и положил ее на кровать. Анна замерла. Лунный свет падал на лицо Савелия, искажая знакомые и любимые черты. Темная фигура нависала над Анной. Несмотря на то что Савелий был совсем рядом, она не чувствовала его дыхания.

Холод пробежал по спине женщины. Он же не живой. И запах. От Савелия пахло, как в склепе. Его сопровождал легкий, чуть уловимый запах тлена! Он не- жи-вой! Ее Савелушка, ее любимый, не живет уже на этом свете. Он нежить! Не от этого мира он! Слезы навернулись на ее глазах. Са-ве-луш-ка! Это он… ее Савелушка. Вернувшийся к ней, несмотря ни на что. Пришедший в этот мир на ее зов! Это она вызвала его, подняла из небытия! Не упокоила его! Незаметно для себя Анна тихо, чуть заметно шевеля губами, повторяла уже вслух:

— Савелушка, Савелушка… Прости меня, прости меня, любимый!

Савелий замер. Как будто он тоже на что-то решался. Потом резко придвинулся к Анне. Та негромко охнула. И прежде чем она пришла в себя, сильная рука рванула на ней ночную рубаху, обнажая тело. Она попыталась прикрыть руками грудь, но он с усилием развел ее руки. Одной рукой прижал их над головой Анны, другой прикоснулся к ее губам, потом прошелся ими по шее, задержался на мгновение на груди, а потом прикоснулся к лону. Анна, против своей воли, негромко охнула. Ее женское естество истосковалось по мужской ласке. Савелий ослабил хватку и приблизил свои губы к ее губам. Снова замер. И тут Анне снова стало страшно. Он не дышал. Она дернулась, попыталась выскользнуть из-под его тела. Но в этот самый момент Савелий поцеловал ее. Требовательно и настырно. Она попыталась оттолкнуть его, но не смогла. Вместо этого она закрыла глаза и ответила на его поцелуй. Ей уже было все равно, кто перед ней.

* * *

Анна спала почти до обеда. Девки не решались ее будить. Настя, несмотря на протесты Палашки, только раз украдкой заглянула за дверь. Спит. На самом деле Анна уже не спала. Она лежала, не в силах осознать, что же все-таки произошло ночью. Водовороты и трещины на потолке застыли. Но у Анны было ощущение, что всю ночь водовороты били ее о камни, а потом она падала в бесконечную глубокую пропасть. Внутри была пустота, а каждое движение тела отзывалось ноющей болью. Но вместе с тем была сладкая, позабытая уже истома. Она смягчала муку, наполняла опустевшую душу любовным томлением, заставляя сердце чаще биться в груди. Полная любви ночь лишила ее всяких сил.

Ночной сон был настолько реален, что Анна не сразу поняла, что она уже не спит. Сон был явно непростой. С кем же она любилась всю ночь? Чьи руки ласкали ее? Савелий, ее Савелушка… НО КАК? И тут она вспомнила, что посчитала Савелия умершим. Анне сразу же стало не по себе. Сердце застучало чаще, отдаваясь в висках боем маленьких барабанчиков. Голова закружилась. Ноги похолодели, а на лбу появилась испарина. Нет, нет… с чего она взяла, что он умер? Он жив, жив конечно. Болен, да, но жив. А если нет? Тогда кто? Кто был с ней? Кто любил ее этой ночью? Анна ахнула. Страшная догадка пришла ей в голову. Огненный змей! Это был он. Принял образ Савелия и любился с ней всю ночь. Анна знала, что такое бывает. Вслух, понятно, о таком стараются не говорить, но она сама видела одержимых этим чудищем. Змей этот, всегда принимал образ или возлюбленного, или покойного мужа вдовицы. Девки, а чаще всего вдовы, таяли просто на глазах, замученные любовью ночного демона. И ни отчитки, ни отговоры, ничего не помогало.

Как не помогли Маринке мельничихе. Баба та пару лет назад похоронила мужа. Несмотря на то, что вдова, многие мужики ее сватали. Но она всем от ворот поворот давала. Дородная, цветущая Маринка легко управлялась с хозяйством, работниками и делами. А потом раз — и занемогла. Анна помнила ее. Ей было лет восемь, когда она увязалась с дядькиными холопами, которые поехали забирать муку с мельницы. Обоз приехал, а никто не встречает. Зерно, как привезли, так и в мешках осталось. Зашли в дом. Анна вместе со всеми тогда зашла. Барчонке никто перечить не стал. Да и не до нее было, чуяли люди недоброе. В избе, за входной дверью, за каждой ставней на окне — ножи да серпы воткнуты. Весь пол полынью сухой завален, и кресты угольные на стенах начертаны. И у печи мельничиха лежит. Мертвая. Только сразу и не признали ее — так исхудала да высохла. А бабы тут же давай шептаться, что вот, не убереглась-то несчастная от мужа