Пресвитерианцы. Четвертый берег - Василий Кленин Страница 30

— Ну, смотрите: графство Э подчинил английский король. И тот, кто ему клянется в вассальной верности — тот и есть истинный граф! Это ведь ваша логика⁈ Главное — не нарушать клятву господину⁈

Он уже орал. А Совет прикинулся сборищем мышей.

— Графство Э — это Франция! И хозяин этой земли может служить только Франции! Именно поэтому Шарль д’Артуа ныне томится а английском плену, а не приносит оммаж новому хозяину — королю Англии! Именно поэтому его братья и прочие члены семьи доблестно служат в войске Его Величества Карла VII! Заметьте, не имея никаких доходов со своих земель. А когда французский дворянин на французской земле приносит клятву верности чужеземному королю, как это называется?

— Предательство, — неуверенно ответил барон Ито.

— Совершенно верно! Прошу Совет проголосовать.

В полном составе Совет Нормандии приговорил гасконца к смерти.

Прецедент создан. Верность стране важнее верности конкретному сюзерену. И вскоре по Нормандии разойдется карманная брошюра об этом суде… Но это только начало.

Все владения предателя конфисковались. Немногие аристократы, услышав о последнем, улыбнулись: бесхозные лены всегда кому-то дарятся, ибо без хозяина земля не дает дохода.

Однако Наполеон вывалил перед собой толстую пачку бумаг.

— Дабы жизнь в провинции не приостанавливалась, в графстве Лонгвиль с сегодняшнего дня и до окончания войны временно вводится особый временный режим управления! Графство становится Департаментом!

Глава 10

Лонгвиль не тянул на город. Замок да небольшой посад вокруг — максимум на пару тысяч человек. Но ради чистоты эксперимента Наполеон решил торжественно объявить это поселение городом. И город получил «временный» Городской Кодекс. В нем — с небольшими поправками на местные реалии — находились самые базовые хозяйственные правила, которые начали разрабатываться в ниппонской Хакате, потом применялись в Сингапуре, на Цейлоне — и везде показали свою эффективность. Свобода предпринимательства, равные возможности, честная конкуренция (на которую здешние цеха должны шипеть, как бесы — на святую воду). Защита законом частной собственности, причем, для ЛЮБОГО СОСЛОВИЯ. И, конечно, налоговая реформа.

Налогов во Франции было в избытке. В связи с войной прибавилась масса нерегулярных, но весомых сборов. А где нет системы и прозрачности — там царит мздоимство и мошенничество. Кодекс всю эту мишуру отменял и вводил единый (немаленький, но фиксированный!) подоходный налог. И больше с людей ничего брать нельзя.

Налог — это самое важное. В Кодексе его даже вынесли во второй раздел, сразу после «Самоуправления». Старшины Лонгвиля уже на первой странице испытали немалое удовольствие от открывающихся перспектив, а налог вообще сделал их счастливейшими из людей.

Свежеслепленный город принял генерала «Луи» и две роты гвардейцев с распростертыми объятьями. Графский замок тоже передавался городу в совместное пользование избираемым бургомистром, назначаемыми виконтом, бальи и агентом Счетной палаты. Границы графства стали административными границами для всех ветвей управления. И всё это вместе теперь называлось странным словом Департамент.

Укрепившись в центре графства, Наполеон провозгласил, что все дворяне, давшие оммаж изменнику, лишаются своих фьефов. Все их земли и угодья «временно» переходят государству, все живущие в графстве крестьяне становятся лично свободными. Серваж ликвидируется, имеющиеся долги прощаются! Конечно, сервов было совсем мало (особенно, в Нормандии), но Наполеон сочинял эту реформу с прицелом и на другие провинции. Барская запашка полностью ликвидировалась и распределялась в равных долях между работавшими на ней крестьянами. А дальше, как и с горожанами: собрать в кучу все эти бесчисленные тальи, шиважи, шампары, чинши, формарьяжи и прочее — и выкинуть! Заменив одним фиксированным налогом. С крестьян брали, конечно, немного побольше, но и это тоже было заметным послаблением.

Жители Лонгвиля сами донесли вести до крестьян графства, после чего ни один рыцарь удержать свой лен был уже не в состоянии. Да и имелось тех рыцарей не больше плутонга. Остальные на войне.

Первый Департамент потихоньку начал работать. Конечно, налоговая реформа была популистской: на такие доходы нынешнее Французское королевство прожить не могло (а тем более содержать Армию). И конфликт интересов рано или поздно возникнет. Именно поэтому Наполеон везде раз за разом повторял, что все эти меры — «временные». Только на период войны. И только там, где в силу изменничества не имелось хозяина. Генерал уже знал, что под такое описание попадает еще не меньше двух графств.

«Там мы тоже введем новые Департаменты. А насколько они будут временными… Как раз время и покажет».

Он мысленно представлял себе две параллельные Франции: одна живет по старым законам, а другая — по комфортным Кодексам Пресвитерианцев. И понимал, во что это непременно выльется.

…Обратно Наполеон велел ехать через строящуюся крепость. Великую стройку он старался проверять, как можно чаще. Конечно, после того, как Гванук увел большую часть «рабочих рук» под Париж, работы слегка замедлились. Но, с другой стороны, самые тяжелые и грубые задачи уже выполнены, теперь дело за мастерами. А их — в избытке. И своих, и местных. Крепость (пока земляная) обретала свои контуры, хотя, работы еще полно. Зато храм практически завершен. Наполеон с улыбкой смотрел на рогатые деревянные синтоистские ворота, выложенные кирпичом ванночки для омовения ног, заботливо посыпанные песочком дорожки с бордюрами из камня… Само здание тоже впитало в себя немало чуждых Франции архитектурных черт, а прямо сейчас несколько цейлонских последователей Токетока где-то раздобыли дорогую тут краску и расписывали в яркие цвета декоративные элементы здания.

«Это вызовет разговоры» — покачал головой генерал, но с улыбкой. Вмешательство в ход Столетней войны поворачивается неожиданной стороной.

В самой крепости его ждала целая депутация. Дюжина офицеров — а это практически все из тех, кто оставался на стройке и в Руане. Несмотря на то, что высшим офицером являлся Хун Бао — единственный бригадир, не ушедший к Парижу — во главе депутации стоял всё тот же неугомонный Токеток. Он, кстати, с недавнего времени окончательно сменил военное одеяние на мирное, и сейчас щеголял в рясе (надо признать, что европейская мода Пресвитерианцам категорически не нравилась, и единственной удобной одеждой они считали как раз длиннополое облачение священников).

— Генерал, — поклонился Нешаман, и его восточный поклон в рясе смотрелся особенно странно. — Твоя мечта обретает плоть в этой земле. Новый город вот-вот станет реальностью. Размышлял ли ты о том, как он будет называться?

Наполеон с изумлением осознал, что даже не задумывался об этом. В чем и признался