Махараджа - Алексей Викторович Вязовский Страница 3

Им маркиз и воспользовался, когда я со своими людьми уже наводил плавучий мост через ров, рассчитывая первым делом добраться до дома, где меня угощали коньяком. Ну очень понравился мне напиток богов из Шаранта! И его хозяин, и мистер Брэддок! Я же по вам так скучал! Нам есть столько всего обсудить!

Под непрерывным огнем «печных труб» из 13-го королевского полка толпа индусов Радиши по моей команде подтащила тяжеленные створки ворот, выходивших на реку, и сбросила их в водяной ров. По ним устремился плотный поток шамшебразов, но замер, будто застрял, откатился — встречная штыковая атака не позволила даже выбраться на противоположную сторону, состоящий из двух террас, укрепленных камнем. Перегруппировались, бросились снова вперед, безжалостно топча павших, расплескивая багровые от крови воды. В Отряде Черного Флага они изменились до неузнаваемости, — робость, колебания исчезли, ныне, после испытания штурмом старого Форта-Уильям, они вдохновлялись одной лишь яростью битвы, отключавшей инстинкты самосохранения.

Пребиндранах был первым, кто живым пробился на другой. Кровь текла с него ручьями, две свинцовые пули засели в его когда-то пухлом, а теперь поджаром теле.

— За Индию! Свобода! — прорычал он, сшибая наискось тальваром ненавистный черный кивер, выкрикивая лозунг, подаренный и сто раз повторенный мной, ломающий племенное сознание. Скорее всего, он не понимали, что орал, но капля камень точит — придет время, поймет, как и его люди.

Взметнулось белое облачко из муки, которой пехотинцы посыпали себе голову, брызнула кровь — красномундирник мучительно вскрикнул.

— За Ганешу! За Отряд! Атаман! — взревели сотни глоток бегущих за генералом шамшербазов и пехотинцев с примкнутыми штыками, которых мы наспех собрали из жителей Бенареса, получив богатые трофеи от генерала Лейка.

Они, забитые в тесные колодки кастовой системы, не понимающие большей общности, чем племя или, даже скорее, деревня, бывшие наемники, разбойники, отбросы, ломились и ломились беспорядочной массой, обо всем позабыв, не обращая внимания на непрерывный свинцовый град с террас. Гибли десятками, но не отступали. За что жертвовали своей жизнью? За свободу или за раджей? За богов и их жрецов? Из ненависти к англичанам, ломавшим тысячелетний уклад? Они черпали силы из понятных им лозунгов, хотя в них не особо нуждались. Просто хотели добраться до глоток понятного врага, которого олицетворял красный мундир и европейское платье.

Строй «вареных раков» прогнулся, задрожал, лопнул, как перетянутый лук, и в то же мгновение сражение распалось на десятки одиночных и групповых схваток. Английские пехотинцы отступали в просвет между казармами, надеясь укрыться в одной из них. По полузатонувшему подобию мостика внутрь Форта-Уильям рвались батальон за батальоном, палтан за палтаном, не обращая внимания на вонявший нечистотами ров.

— Стой, заполошный! — ухватил я за край кольчуги своего первого генерала из индийцев. — Дай пулю вытащу.

Пребиндранах, человек с добрыми глазами и бесстрашным сердцем, без малейших угрызений совести срубающий башку кому угодно по моему приказу, тяжело дыша, протянул мне трясущуюся руку. Я выковырял свинцовый шарик подкинжальным ножиком, перемотал рану полоской ткани из своей сумочки первой помощи.

— Вторая в боку, — вздохнул Радиша. — Так просто ее не достать.

— Тогда присядь и не мельтеши. Командуй отсюда, генерал! Зачетов, Козин! За мной!

После того как большую часть моих казаков на время отрезали от авангарда разбитые орудийным огнем штурмовые лестницы, они, в конце концов взобравшись наверх, не отходили от меня ни на шаг. И сейчас их присутствие оказалось очень кстати.

— Бежим к дому с колоннами и высокой башней, — приказал я.

Моя неполная сотня, пригибаясь, пропуская над головой жужжащие пули, бросилась к дому генерал-губернатора. Показалась знакомая дверь, ее снесли не заметив. Бросившихся на нас офицеров резали беспощадно — куда им со своими ковырялками супротив настоящих мастеров сабельной рубки. Начиная с Хивы, мои бойцы не только огневой бой совершенствовали, но и с урус-сардарами тренировались ежедневно. А Ступин со товарищи — это, я вам доложу, еще те тамбовские волки. Чемпионы-сабельщики каких поискать!

В сигарной комнате обнаружился Брэддок, дрожащий всей своей немалых размеров тушей. Этот нехороший человек направил на меня пистолет, но тут же выронил его — верный Муса, моя тень, метнул в него свой любимый пычак, трофейный ножик, взятый с боя с туркменом.

— Не убивать! — выкрикнул я, переводя дух. — Где Уэлсли⁈

Брэддок догадался, о чем я спрашивал.

— Run away!

— Сбежал что ль? — огорчился я. — Муса! Вяжи его, глаз с него не спускать! Очень ценный толстячок нам попался.

Меня отвлек знакомый женский голосок. Разъяренный! Выскочил во двор, уже захламленный разбросанными бумагами, брошенной амуницией и какими-то тряпками. Представшая перед глазами сцена была одновременно пикантной и отвратительной. Трое неизвестных мне индусов, однозначно участники штурма, решили наградить себя «живым мясцом» — они с увлечением, не замечая ничего вокруг, пытались завалить сладенькую девчушку. Почти сорвали с нее сари, но красотка оказалась той еще штучкой. Треся голыми грудями, билась как тигрица, вертелась ужом — расцарапанные рожи солдат искажала не только похоть, но и нарастающая злость.

— Стоять! — рявкнул я.

Девушка продолжала гневно вопить и тянулась к шеям солдат, а они замерли, как кролики перед удавом, моментально меня узнав. Взбледнули с лица и попятились, сдавленно мыча оправдания.

— Пошли вон!

Я сделал движение кистью. Несостоявшиеся насильники под гневную ругань красотки поспешили ретироваться.

Ее вовсе не пугала нагота. Не сделав ни малейшей попытки прикрыться, она с вызовом уставилась на меня.

Мужчина на время победил во мне воина: трудно удержаться, когда перед тобой стоит такая роскошная женщина и предлагает, как говорится, товар лицом.

Откровенно пялясь, сделал шаг в ее сторону. Ее немалой стоимости сари, еще державшееся на бедрах, шлейфом стелилось за ней, словно королевская мантия. Кожа цвета темного дикого меда, гладкая и сияющая, создавала потрясающий эффект — невероятно яркие, цвета ледника, глаза казались еще пронзительнее. Они горели яростным сапфировым огнем, обрамленные густыми ресницами, черными как смоль. Эти глаза не принадлежали ни одной женщине, которую я видел в этой стране, в своих двух жизнях — они были наследием давно забытых предков, прибывших в Индию как завоеватели, или даром богов.

Но меня поразили не только непривычные насыщенно-голубые глаза смуглой индуски.