Красная земля - Тим Волков Страница 28

— Миша… он с ума сошел. Совсем. Он уже не остановится. Он будет копать, даже если мы все тут сдохнем. Он верит в это золото. — Он помолчал, а потом его глаза резко открылись, и в них вспыхнул последний огонек трезвости. — Слушай сюда, доктор. Ты, я смотрю, не злой. И дело свое знаешь. Если… если вырвешься отсюда… сможешь остановить это безумие. Спасти хоть кого-то… Но… — он с трудом приподнялся на локте, его голос стал сдавленным, почти шепотом, — но не пытайся бежать через забор. Не пытайся. Пойми… Миша… он не просто так вояка. Он с японской войны вернулся. Там сапером был… Он по периметру… фугасы пехотные наставил. С растяжками. Невидимыми. Наступишь… и… — он сделал слабый взрывной жест пальцами. — В щепки. Ни тебя, ни твоих друзей. Никого не останется. Он всех нас здесь в заложниках держит. И живых, и мертвых. Поэтому никто не бежит.

Василий рухнул на подушку, истощенный этим усилием. Его дыхание стало хриплым, прерывистым.

Иван замер, ощущая, как ледяная волна страха смывает последние остатки надежды. Фугасы. Противопехотные мины. Это объясняло, почему Михаил так уверен в своей безопасности, почему так мало охраны. Весь периметр лагеря был оцеплен невидимой, смертоносной полосой. Любая попытка бегства — даже успешная — превращалась в лотерею со смертельным исходом.

Иван Павлович откинул голову на стену, глядя в грязный потолок. Теперь он все понимал. Безумие Михаила имело свою чудовищную логику. Его жадность подпитывалась страхом и паранойей бывшего солдата, окружившего себя смертельными ловушками.

Тишину в бараке разорвал резкий звук — где-то совсем рядом, у одной из ям, кто-то забил в землю ломом. Звук был глухим, упругим, не таким, как от удара о глину. И следом — приглушенный, ликующий крик.

Михаил что-то нашел. Что-то большое.

Глава 11

Натужась, приседая и кашляя, доходяги-работники вытащили из вырытой штольни старинный сундук, обитый железными полосами. По приказу Михаила, сундук сразу же унесли в его барак, куда, кроме того самого амбала с кривым носом и бритой наголо головой, войти больше никто не осмелился. Артельщики даже не спрашивали — что там, в сундуке? Лишь переглядывались да шептались. Те, кто еще хоть что-то мог, хоть что-то хотел. Споры сибирской язвы уже начали в артели свою страшную разрушительную работу, поначалу поражая самых слабых, больных.

По приказу старшего, пленников — или заложников, особой разницы нет — поместили в один из бараков с провалившееся крышей, у самого забора, рядом с уборною, под которую приспособили одну из ям. Сквозь щели в дощатых стенах барака можно было кое-что рассмотреть, а еще лучше — услышать.

Кроме самого Михаила, в артели всем распоряжался то самый бритоголовый здоровяк, звали его Ахметом. Артельному он, похоже, был предан, как цепной пес, на всех же остальных смотрел зверем, в случае нужды не стесняясь пускать в ход кулаки, а иногда — и хлыст, что постоянно носил за поясом. Впрочем, ярость его, насколько успели заметить пленники, распространялась отнюдь не на всех. Пару-тройку угрюмых парней, судя по всему, деревенских, он не трогал, хоть иногда на них кричал.

— И что будем делать, Иван Палыч? — негромко спросил Роман Романыч. — Зачем мы им? Убьют?

— Хотели б, еще раньше убили, — ответил доктор.

Родион скривился. Круглое крестьянское лицо его выражало полное безразличие.

— Но, спутников-то наших-то они убили! — бывший студент в отчаянье повысил голос. — И ничто их не удержало! Хотя, понимаю… они сами смертники. Я все ж таки медик… почти… два курса отучился!

— И что скажешь, медик? — погладив разбитую губу, хмыкнул Родион. — Мы тут все сдохнем? Интересно, кто быстрее — мы или они? Наверное, все-таки — они! Он же тут дольше!

— А вот это хорошая мысль! — доктор невольно улыбнулся. — Вполне даже оригинальная. Что же касаемо нас… Возможно, мы нужны им, как заложники. Ведь тот же Михаил, судя по всему, человек неглупый, хоть и безбашенный…

— Какой, какой? — вытащил глаза Родион.

— Ну, псих.

— Это уж точно, ага… А почему же неглупый?

Иван Палыч потрогал голову — болела, да, но, вроде как — не смертельно. Вздохнул и, понизив голос, кратко поведал товарищам по несчастью то, что ему рассказал старший брат артельного, смертельно больной Василий.

— А! Вон оно что — сокровище! — ахнули Родион. — То-то я монетку нашел…

— Значит, не кирпичи они ту делают, — Роман Романыч покачал головой. — Ну, я так и понял. Делали бы кирпичи, было бы легче подать весточку. За кирпичами бы приезжал, покупали, увозили бы… Все — люди! Иван Палыч! А я ведь так полагаю — нас скоро будут искать!

— Да, — рассеянно кивнул доктор. — Только никто ж не знает, куда мы конкретно направились. Да, разберутся, в Совете у нас не дураки. Думаю, уже завтра отправятся на поиски… Но, опять же — время! У нас его мало… Вполне можем и того… Сибирская язва — штука опасная. Эх, подать бы о себе знак! Ладно, будем думать…

Студент вдруг оживился:

— А я вот думаю… Болезнь, даже самая страшная и заразная, она ведь далеко не всех берет! Вот, Средние века возьмите. Там то чума, то холера, то проказа. Треть вымирала! Ну, две трети… Остальные-то выживали! Без всякой гигиены, без всяких знаний… Ну, все же люди не вымерли! Так и здесь — кого-то зацепит болезнь, а кого-то — нет!

— Э, городской! — сплюнув, лениво протянул Родион. — Это называется — Божье соизволение. Молиться надо — я вот молюсь.

— А я — агностик! — сверкнул глазами Роман Романыч. — Я в Бога не верю!

— Ну и дурак!

— Так! Спокойно! — доктор махнул рукой. — Не хватало нам еще промеж собой разобраться… С другой стороны — это хорошо, что вы собачитесь! Значит — силы есть. Давайте думать, как спасаться будем? Итак, в нашем бараке объявляется мозговой штурм!

— Чего? — вытаращил глаза Родион. Он был не из Зарного, из Рябиновки, и Иван Палыч его раньше не знал. Вроде бы, парень хороший — храбрый и не дурак. Да и силушка имеется вполне.

— Мозговой штурм, это когда высказывают все подряд, даже самое нелепое! — пояснил доктор. — Ну, к примеру… Сделать воздушный шар и улететь!

— Х-хо! — селянин негромко