Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев Страница 28

Ну, ничего, сам все скажешь, как время придет.

Проговорил, чуть подождав, спросил:

— Раз пришел, рад я тебе. Каждый человек на счету. Как биться привычен ты и люди твои?

— Да мы как-то конными привычны… — Замялся он. — Но…

С Яковом не пошли конными. Долго, значит, думали. Или ждали, кого или собирались? И чего их молодой, да горячий не здесь? Ему-то самое место в первых рядах славу искать. Хм. Неспроста это уж точно.

— Да, коней на лодках не довезешь. — Я улыбнулся в ответ, смотрел на его реакцию, пытался раскусить, что он задумал.

— Мы и с луком можем, и с мушкетом. Куда поставишь, там пригодимся.

— Хорошо, кони у нас есть, запасные. Не особо рьяные, но здесь до конной сшибки не дойдет, думаю. — Улыбнулся, следя за реакцией. — С Яковом или Тренко станете, кто вам знаком из них, с тем и идите.

— Добро. С Тренко, сотником я говорил раз. За ним встанем.

— Решили.

Наконец-то можно двигаться на холм к острогу. На самой вершине у ворот догнал я Григория, который стоял, с Яковом разговаривал. Подошел к ним, отпустив остальных.

— Как арсенал наш?

Подьячий Поместного приказа сделал кислую мину.

— Выгребли много. Аркебузы и пистолеты почти все, ими конницу вооружили и часть казаков усилили. Брони все подчистую. Луков у наших и так много было. Есть еще в запасе. Пять сотен, да еще двенадцать…

Он задумался, погладил свою козлиную бородку.

— Что еще, в общих чертах?

— Все самое ценное выгребли. Пики остались, луки. Тюфяков шесть привезли, еще двадцать в крепости. Зачем они тебе, Игорь, ума не дам? В поле толку…

— Надо. — Перебил я его, улыбнулся. — Давай по существу, собрат мой.

— В общем, если кратко. Пики, сабли, луки, стрелы, сайдачные наборы ну и так, по мелочи, не особо полезное. Пороха еще много, свинца. Полтысячи снарядить можно, крестьян показачить… — Он помялся. — Толку только.

— Толк будет, у нас вон Франсуа есть.

— Да, немец твой… — Лицо Григория выражало скептицизм.

— А что немец?

— Да гонял людей, все строем ходили. Так-то, полезно. Но за два дня, толку мало.

— Татар побьем, еще поучимся. — Я хлопнул его по плечу. — Готовимся, товарищи. Яков, введи его в курс дела и в свою сотню принимай.

— А ты? Я думал мы все подле тебя… — Новоявленный боец удивился. Не был он на наших советах военных, не слышал ничего.

— Тут такое… Кха… — Закашлялся Яков. — Стратегия. Во.

Он показал большой палец вверх, как бы намекая, что все у нас в полном порядке с ней.

Время шло.

Отец Серафим провел крестный ход, влился в отряд, которым я планировал руководить сам. Холопы и вчерашние крестьяне восприняли это отлично. Им было страшно, не бойцы они все же. Ратного дела не ведали. А появление батюшки придало им силы духа, стойкости.

Приезжали дозоры, сообщали, что войско все ближе, ближе, ближе…

Пора еще один козырь сыграть. Жука отпустить, чтобы сумятицу в мысли мурзе Кан-Темиру внушить. Яростный настрой его смутить.

Я приказал Пантелею, отдохнувшему после всех наших тяжелых приключений, вывести всех троих пленников во двор. Глаза им завязать.

Прошел рядом, осмотрел. Выглядели они плохо, пахли отвратно. В отхожее место их водили три раза в день, кормили и поили два — утром и вечером. Сидели они в погребке, связанные, скрученные, разделенные друг от друга. Жестоко, но потребно для того времени и ситуации.

У каждого кляп во рту, чтобы не орали и не возмущались.

Трое суток в таком состоянии — приличный срок.

Кашлянул, раздумывая, махнул рукой. Повели мы их, а также трех отобранных самых дохлых лошадок вниз, за наши позиции. Спустились, выдвинулись вперед, разместились я, Пантелей, эти трое и еще пара стрельцов у подножия холма. Справа, если по течению Дона смотреть — моя посошная рать к обороне готовится с малым отрядом стрельцов. Слева и чуть позади на склоне, поросшем лесом, полковые казаки воронежские позиции ранее стрельцами рытые заняли, укрепили.

А перед нами старица донская. Комары гудят, место заболоченное, сыростью веет. Естественное разделение направлений татарских ударов. Через топь пройти никак не удастся, да и не полезут степняки. Они простор любят.

Двоих, имен, которых я не знал, посадил спина к спине. Их напоследок оставил, под самый разгар боя. Жука отвел в сторону вместе с конем. Снял повязку. Уставились мы друг на друга. Трясло атамана знатно, глаза пучил, пыхтел.

Вытащил ему кляп, он тут же прошипел.

— Колдун чертов. Игоря убил, его место занял. Бес!

Вот как повернулось-то все в голове твоей. Это же отлично. Такое мне только на руку, скажешь о великом русском ведуне, что тела чужие захватывать может. Кан-Темиру только хуже от такой информации будет. Больше вопросов в тяжелой политической ситуации.

А мне — сплошные плюсы.

— Отпустить тебя хочу, к мурзе. Служил ты ему, значит, и весточку передать сможешь.

— Бес, нечистый. — Он дернулся, руки пытался вытянуть из-за спины. Перекреститься, что ли, хочет?

— Как хочешь, зови. Передашь или нет?

Вопрос был риторическим, и на ответ мне было плевать. Важен сам факт.

— Чтоб ты сдох.

Разговор не шел.

— Ты это. — Я смотрел на него с явным презрением, ухмылкой, словно оскалом волчьим пред жертвой беззащитной. — Расскажи мурзе, дружку своему, все как есть.

— Креститься дай. — Заревел он. — Дай, гад! Креститься! Дьявол!

Совсем плохой стал, головой потек, что ли. Не переборщил ли я?

— Ладно, Бориска. — Я хлопнул его по щеке. — Борис, видишь меня.

— Нет, нет, бес. Отче наш…

Начал он читать молитву. Черт, точно перегнул палку. И хрен с ним, так, может, и лучше. Толкнул его, уронил на землю. Он пополз, пытался убраться подальше.

— Ладно, Жук, вот тебе конь. Друг у тебя один остался, мурза Кан-Темир. Скачи туда, скажи ему все, что видел здесь. И передай. — Я усмехнулся, не мог не произнести все же здесь хоть и не очень уместную фразу — Иду на Вы. Скажи ему так. Скажи, что приду и заберу его, и его колдуна, и его жен, и его войско. Все заберу и съем.

Сделал пугающе безумное лицо, клацнул зубами.

Жук головой затряс. Я поднял его, разрезал