Печать Мары: Пламя. Книга I - Дарья и Алексей Домбровские Страница 19

в то же время свободно убегала в лес. Надолго. Силин хорошо знал эту ласку, с небольшой отметиной между ушками. Как-то раз во двор усадьбы собака принесла в зубах маленького зверька. Задушить не успела, как на нее набросилась другая. Началась свара, а маленький Николка, поддавшись какому-то неожиданному порыву, бросился в ее гущу. Выхватил зверька из самой собачьей пасти, за что был основательно покусан. Отец тогда в качестве лечения всыпал ему плетей, чтобы был поумнее. Но ласку Николка все-таки спас и выходил, кормя из блюдечка молоком. Он уже думал, что она так и останется жить у него в доме, но как только ранки затянулись, ласка исчезла.

Николка погрустил, попечалился, но недолго. Через пару месяцев он встретил на берегу Званки девочку. Он даже иногда думал, будто бы ласка ему ее и привела. Так они стали дружить. Но дружили странно — только тут, на берегах речки. Откуда была эта девочка, куда она уходила и откуда приходила, Николка не задумывался. Он знал только, что если сесть у сосны на краю обрыва, зажмурить глаза и загадать, чтобы она пришла, то девочка непременно появлялась. Но зажмуривать глаза нужно было сильно-сильно, чтобы появились красные круги. По-другому не получалось.

Силин усмехнулся невольно и попробовал зажмурить глаза, как тогда, в детстве. Начал было, а потом мысленно одернул себя. Вот здоровый дурень! Заветной сосны давно уже не было. Пока Силин был, как новик, в своем первом походе, берег подмыло, и сосна рухнула вниз. Он еще застал торчащий из воды корень. Как руки тонущего, высунутые на поверхность в тщетной мольбе о спасении. Потом и их не стало. Снесло по весне, очередным ледоходом. Таким, как сейчас.

Силин застыл в задумчивости. Вокруг был снег, под ногами гудела ледяная река, а перед его взором на миг появились глаза. Яркие, чистого голубого цвета. Но в то же время теплые, полные нежности… А может, любви… И тут он провалился в голубой, бездонный омут. Сердце зажалось в груди, защемило от нежной сладкой тоски. Почему? Ну почему не она… Почему Анна? Зачем он согласился… И тут видение, если оно было, вмиг растаяло, растопилось. Как будто и не было его. Не было этих глаз. Остался снег, уже почерневший на солнце. И грохот ледохода под ногами.

За спиной послышался какой-то легкий звук. Он терялся на фоне гула реки, но Силин его услышал. Как будто царапанье острых коготков по коре. Хрш-хрш. Силин резко обернулся. Прислушался. Черт. Показалось. Он сделал только один шаг в сторону от берега, как снежный гребень, на котором он только что стоял, с грохотом рухнул вниз.

* * *

Задерживаться в Ёгне Силин больше не хотел. Как только дороги немного подсохли и стали проездными после весенней распутицы, Силин дал распоряжение готовиться к отъезду в новую вотчину, на Шабанову гору. Сборы были быстрые, расставание — спорым. Анна даже на дорожку с ним не присела. Так и не вышла из своей спальни, сказавшись больной. После стычки Силина с Савелием вместе они не спали. Будить дочь Силин не стал. Перед самым выходом из дома заскочил к кормилице. Только приоткрыл дверь и услышал, как сорокалетняя старушка причитает у иконы:

— Подите, Бог с вами, благослови, Господи,

На всех путях, дороженьках,

Пресвятая Богородица, спаси и сохрани

От всяких напастей, от злых людей,

От воинских боев, от судов,

От гроз, от пожаров, от болезней,

Спаси, сохрани, Господи!

От этой искренней, наивной молитвы Силину стало так грустно, что он тихо затворил дверь и вышел, не попрощавшись. Не на войну же…

Двор усадьбы был пустой. Груженых подвод, еще вечером теснившихся у сарая, уже не было. Собаки устали лаять и лежали на траве, около тына. Небольшой караван, под началом Василя, ушел еще затемно. Только следы колес в грязи, да оброненный кем-то и втоптанный в землю кушак. Силин запрыгнул на подведенного отроком коня. Одним махом осушил поднесенную Потапом стременную. Эх, залетная! Дал Баяну в бока и выскочил со двора, лихо пронесся по улице, среди домов дворни и боевых холопов. Собаки тут же сорвались с места и громким лаем просились провожать уезжающего хозяина Ёгны. В домах уже начали топить печи, и густой дым стелился из дымовых окошек по-черному. Разгоняя серые клубы, Силин пронесся мимо уже поделенных на грядки огородов, выскочил за околицу и проскакал среди зазеленевших, засеянных еще с осени полей.

Родная Ёгна осталась позади. Силин резко осадил коня. Справа от дороги виднелась небольшая березовая роща. Почки деревьев набухли и местами дали первые, едва заметные листочки. Силин спешился и направился в сторону деревьев по примятой прошлогодней траве. Каждый раз, отправляясь в поход, он посещал это место. И хотя ехал он сейчас не на войну, а в свою новую вотчину, что-то потянуло Силина остановиться, сойти с коня и подойти к березкам.

Он остановился у первых деревьев. Как же все изменилось всего за несколько лет! Силин немного растерянно огляделся, затем шагнул было вправо. Сделал еще пару шагов, засомневался и снова остановился. Нет, не туда. Точно. Вернулся назад, взял теперь уже влево. Через десяток шагов, у обугленного молнией ствола, свернул вглубь рощи. Где-то здесь!

Силин огляделся. Залома нигде не было видно. Силин не был особо суеверным, но в этот момент под сердцем похолодело. Лет десять назад, перед его первым боевым походом, он пришел сюда с родителями. Мать пригнула к земле вершину небольшой березки. Сделала залом, связав ветви с травой у корня. Так часто делали, провожая мужчин на войну. Как оберег, защиту ратнику. Если дерево выживало — значит, и тот, на кого ставили этот оберег, вернется домой живым. А если нет… Нет, значит, нет. От своей судьбы не уйдешь.

Силин еще раз огляделся. Сделал несколько неуверенных шагов. Да вот же! Силин невольно охнул. Береза была сломана почти у основания. Даже не сломана — кто-то надрубил ствол топором, а потом свалил его вниз. Ствол почти лежал на земле, скрытый подросшим кустарником. Держался только на кусочке коры. Силин присел, провел рукой по коре мертвого дерева. Коснулся места сруба. Били пару раз. Рука была нетвердая, неуверенная. Мужчина бы перерубил тонкий ствол одним махом.

Силин тяжело вздохнул. Кто-то ведь специально срубил березу с заломом. Не побоялся навлечь на себя лихо. Обычно такие деревья не то что рубить, трогать боялись. Из посторонних никто ведь не знал, зачем и кто сделал залом. А таким образом и колдуны свои дела справляли. И