Красная земля - Тим Волков Страница 14

— Курите, курите, — покивал Краюшкин. — Свежего воздуха здесь предостаточно. Я и сам закурю, господа!

Перезарядив маузер, Петраков подскочил к окну:

— А я пока… По артиллеристам! Эх, жаль, патронов мало…

Да, патроны кончались… и это было плохо. Рано или поздно мятежники ворвутся в здание… и тогда…

— Гляньте-ка, грузовики! — ахнув вдруг Ольга Яковлевна. — Еще один! И еще…

— Люди какие-то. С винтовками… — Петраков покусал губу и вдруг улыбнулся. — И с красными бантами!

— Господа, господа, там и флаги красные!

— Это красная гвардия, господа! — Анна Львовна радостно всплеснула руками. — Рабочие отряды. Совет прислал помощь!

— Господи… — поправляя окровавленную повязку, улыбнулся Воскобойников. — Как же вовремя я их всех вооружил!

Между тем, во дворе завязалась яростная перестрелка. Не взирая на опасность, все кинулись к окнам — смотреть! Иван Палыч все же оттащил невесту в сторонку:

— Тут стой!

— Ну, Иван…

— И держи наготове бинты!

Взяв в клещи мятежников, красногвардейцы методично отстреляли пулеметчиков и артиллеристов. После чего бросились в атаку с громким «Ура!»

— Так их! Так! — радостно комментировали из окон.

Примерно через полчаса с мятеж был подавлен.

— Все, можете выходить, господа! — войдя в залу, заверил… Сергей Сергеевич! — И большое спасибо товарищу Субботину, командиру.

Стоявший позади Аристарх смущенно потупил взор:

— Мы свое дело делаем… Совет приказал, вот и… Хорошо — оружие!

При этих словах Воскобойников приосанился. Похоже, именно он был сегодня героем дня!

— Разрешите? — в дверь заглянул среднего роста мужчина лет тридцати пяти.

Железнодорожная тужурка, перевязанный бинтом лоб. На скуле и под левым глазом расплылись застарелые синяки. Зато как задорно блестели газа! И выглядел он как-то знакомо…

— Пронин, Степан, — представил Сергей Сергеевич. — Наш человек. Только что из застенков. — Так что там, Степа?

— Верховцев застрелился. А с мятежом — все.

— Ура, господа! — выплюнув папироску, выкрикнула Ольга Яковлевна.

— Ура! Ура! Ура!

* * *

О бесславном конце Корниловского путча доктор, как и все в уезде, узнал из газет. Как и от том, что первого сентября 1917-го года Россия была официально провозглашена республикой. Порядку от этого, правда, больше не стало: поезда как толком не ходили, так и не ходили, в городах обострились проблемы с продовольствием, вокзалы и города наводнили дезертиры, самовольно ушедшие с фронта. Они ни от когда не пряталась, наоборот, держали себя гордо и независимо. Чувствовалось, что власти-то в России — нет! И никакие потуги нового министра-председателя Керенского ситуацию, похоже, переменить не могли.

В Зарном же было все тихо, крестьяне в большинстве своем на политику покуда не отвлекались, некогда — страда. Сентябрьский-то денек год кормит!

А вот в школе кое-что происходило… Ну да, выставка… и занятия, как и положено, первого сентября начались.

К удивлению многих, Сергей Сергеевич как учитель оказался очень даже хорош! Он знал историю, географию, немного литературу… ну и арифметику в пределах начальной школы — тоже. А еще придумал ставить старших ребят на обучение младших, развивал, так сказать, наставничество. Ну и французский язык появился… пока что в качестве факультатива — для желающих. Анютка Пронина записалась в числе первых. А как она радовалась, когда вернулся отец! Аж светилась вся от счастья.

Что же касаемо политики… Местные большевик все же решили объединить разрозненные ячейки, настало такая пора! Как и по всей России, в уездном Совете первую скрипку играли именно большевики, да и отряды Красной гвардии, так хорошо проявившие себя при подавлении мятежа, никто так и не разоружил. Просто некому было! А ну-ка, рыпнись, разоружи!

Воскобойников, правда, еще хорохорился, изображая кипучую деятельность… и что-то налаживалось, получалось. Но, все понимали, это потому только, что у Павла Ильича установились хорошие отношения с лидерами Совета… кстати — большевиками. Да что там говорить, все уже становились большевиками — и меньшевики, и эсеры… и даже некоторые анархисты, которым силы было не занимать!

Вот и в Зарном…

Как всегда, собрались вечерком у Гладилина, в школе. Пили чая с баранками и…

— Товарищи! — откашлявшись, Гладилин поднялся на ноги. — Разрешите, мне как заместителю председателя уездного Совета, открыть наше заседание. Не побоюсь этого слова — торжественное. Сегодня мы принимаем в наши ряды новых членов, уже зарекомендовавших себя в борьбе… Да, у нас еще представитель общественности — наш дорогой Иван Палыч, доктор. Вот — представители Совета… Ну, что же, начнем…

Сергей Сергеевич уселся и надел пенсне:

— Итак, у нас сегодня два заявления… Товарищ Петраков, Василий Андреевич! Я считаю, кандидатура вполне достойная… Вот заявление — прошу принять в ряды РСДРП (б)… Как товарищи, голосуем? Единогласно!

Глотнув чайку — все того же кипрея — товарищ Артем продолжал:

— Ну и вот… Еще заявление. Наш старый товарищ, революционер… Анна Львовна Мирская! «Прошу принять… в ряды РСДРП (б)».

Глава 6

Красный сентябрь…

Во всех смыслах красный. Осень. Зарное утопает в грязи под холодным осенним дождём. Тяжёлое серое небо нависает над покосившимися избенками и хатами, и плачет, день и ночь, превращая тропы в вязкое месиво. Непогода.

Иван Павлович ковылял по краю дороги, ступая осторожно, боясь завязнуть в грязи, как в болоте. Проехать на «Дуксе» здесь уже не было и речи — увязнешь. А потому мотоциклет еще с начала сентября покоился в сарае. Его время наступит только когда немного прихватит морозом дороги и поля. Тогда можно лыжи приделать по бокам и вновь разъезжать по селам, выполняя уже привычную работу. Которой, к слову, с лета значительно прибавилось.

Тут тебе и медицинское снабжение, ставшее совсем уж отвратительным — сказывалась общая нехватка. И развертывание госпиталей — найди здание под временные лазареты, организуй выезд врачей и сестер милосердия, дай лекарства. И политические вопросы — коль мотаешься, комиссар, по госпиталям, то будь любезен попутно еще и собрания проведи, ознакомь с последними документами людей. И кадровые вопросы решай. Особенно кадровые вопросы.

Врачей не прибавлялось, напротив, становилось меньше — многих вновь выдернули на фронт. Но не только их загребли. Особый упор сделали на жандармов. Вон, с собственной свадьбы Гробовского даже взяли. Эх, Алексей Николаевич… С июля весточки нет от тебя. Хоть бы черкнул пару строк, сказал как там. Тревожно на душе. Мятеж-то — увы… А Гробовский — у Корнилова…

Иван