100 петербургских историй, извлеченных из архивов и пожелтевших газет - Анна Сергеевна Манойленко Страница 9

В то утро часовой Петропавловской крепости Давид Кушкин, находившийся на береговом посту возле Невской куртины, услышал истошный крик: «Арестант ушел!» В следующее мгновение из окна каземата над его головой выскочил человек в шинели и, удачно приземлившись в нескольких метрах от Кушкина, «полетел как птица» вдоль крепостных стен. Часовой устремился в погоню, но бежать мешали теплый тулуп, ружье и амуниция. Вскоре дерзкий заключенный окончательно потерялся в предрассветной мгле…

Петр Толкачев оказался в тюрьме за самовольные отлучки из пехотного полка, шефом которого являлся принц Карл Прусский, родной брат жены Николая I Александры Федоровны. В Петропавловской крепости он провел целый год, из общего ряда заключенных ничем не выделялся и внимания к себе до поры до времени не привлекал.

В то утро вместе с другими арестантами рядовой под конвоем был отряжен «для очистки отхожих мест» Невской куртины (в ней располагался тюремный лазарет для больных заключенных). Окончив работу, Толкачев попросил конвойного Антипа Васильева сопроводить его самого «в нужное место».

«Когда арестант вошел вовнутрь каземата, где было темно, из глаз у меня пропал, – рассказал на допросе Васильев. – Я побежал налево, споткнулся и упал, потом вскочил и увидел впереди свет, бросился туда и увидел окошко».

Конвойный поднял тревогу, но заключенный уже успел забраться на окно (оно было частично заложено кирпичом по случаю зимнего времени) и выпрыгнул наружу. Догнать его не удалось.

О случившемся немедленно доложили коменданту крепости. Эту должность в ту пору занимал 61-летний генерал Иван Никитич Скобелев (дед будущего прославленного полководца Михаила Скобелева). Сын бедного сержанта-однодворца из Оренбургского края, подростком он поступил на военную службу и последовательно прошел все ступени армейской карьеры, от капрала до генерала. В походах против французов, шведов, турок и поляков Иван Скобелев лишился левой руки и нескольких пальцев на правой, неоднократно был ранен и контужен.

«Всем тогдашним петербургским жителям памятна фигура с обрубленными пальцами, смышленым, помятым, морщинистым, прямо солдатским лицом и солдатскими, не совсем наивными ухватками, – тертый калач, одним словом», – вспоминал о нем писатель Иван Тургенев.

К моменту побега арестанта Толкачева минуло всего полгода с назначения Скобелева комендантом. Событие это стало для него неприятным сюрпризом, к тому же настолько беспрецедентным, что о нем старый генерал рапортовал лично императору Николаю I. Царь распорядился провести расследование и принять меры к поимке беглеца.

Единственным виновником происшествия сочли конвойного Антипа Васильева. Его подозревали не только в «невероятной оплошности», но и в сговоре с заключенным. Плац-майор (помощник коменданта крепости) Семен Тютрюмов указывал в рапорте Скобелеву: «Вскочить арестанту на окно, потом около полутора аршин вышины перескочить через кирпичи, едва ли удобно без содействия конвойного и даже самой помощи».

Васильев же обвинения отвергал, утверждая, что стал жертвой вероломного обмана со стороны подопечного узника. «Знакомства с бежавшим арестантом Петром Толкачевым не имел, – уверял на допросе конвойный. – Равно он, Толкачев, о побеге своем мне предварительно не объявлял, и согласия я ему на то не давал».

К счастью для Васильева, в ходе расследования вскрылись новые обстоятельства: выяснилось, что при выводе арестантов на работы возглавлявшие конвойные команды унтер-офицеры не соблюдали требуемого инструкциями порядка, чтобы заключенные «всегда были в путах». Это смягчило его участь. Учитывая «хорошее напред сего поведение» и шестимесячное содержание под арестом, военный суд приговорил рядового к 100 ударам розгами и оставил его на службе. Виновных же в «отправлении арестантов на работы без пут» разжаловали в рядовые.

Что же касается беглого узника Петра Толкачева, то его судьба оказалась поистине удивительной. В 1840 году его поймали (увы, об обстоятельствах задержания документы умалчивают) и водворили в Петропавловскую крепость. За побег его наказали шпицрутенами и перевели под стражу в Нарвский замок. Однако на следующий год он бежал и оттуда!

Летом 1842 года петербургский обер-полицмейстер Сергей Кокошкин сообщил коменданту Скобелеву о том, что в столице за кражу вещей задержан некий мещанин Иван Вишняков. Обнаруженные при нем документы оказались фальшивыми, а приметы полностью совпали с описанием Петра Толкачева. Рецидивиста возвратили на Заячий остров в распоряжение строгого генерала.

Увы, дальнейшая жизнь этого необычного заключенного окутана тайной. По всей вероятности, столь неодолимая тяга к свободе окончилась для него сибирской каторгой…

Прощенный гимназист

«На скамье подсудимых совершенный мальчик. Молодое, пухлое, нежное лицо, чуть-чуть пробивающийся на верхней губе пушок, длинные русые волосы. Только взгляд голубых глаз какой-то не юношеский, взгляд затравленного волка». Таким увидел бывшего гимназиста Николая Никифорова корреспондент газеты «Петербургский листок», побывавший на заседании столичного окружного суда 20 декабря 1908 года. Молодой человек стал единственным фигурантом громкого дела о летней «экспроприации» в Лесном – дачном предместье Петербурга.

За свою короткую жизнь Николай Никифоров уже успел хлебнуть немало горя. Как сообщала пресса, отец юноши, зажиточный ремесленник, «был деспотом в своей семье»: злоупотреблял алкоголем, буйствовал и всячески изводил домочадцев. Когда мать, не выдержав мучений, скоропостижно скончалась, а старшие дети в буквальном смысле слова разбежались кто куда, Николай остался с родителем-самодуром один на один.

К домашним трудностям добавились учебные. В 1907-м молодого человека исключили из гимназии «из-за какой-то истории». Теперь он постоянно слышал упреки отца в «дармоедстве», но отыскать работу недоучившемуся школяру не удавалось. В итоге Николай оказался в компании таких же неприкаянных подростков, как он сам.

Страдая от отсутствия постоянных занятий и средств, приятели не придумали ничего лучше, как устроить модную тогда экспроприацию, а проще говоря, ограбление. В качестве объекта наметили винно-фруктовый склад Пащукова на Лесной улице в Лесном (ныне – аллея Академика Лихачева).

«Магазин торгует бойко, и экспроприаторы надеялись, что здесь найдется, чем поживиться, – рассказывал “Петербургский листок”. – Ближайшая к магазину местность была тщательно осмотрена, распределены роли, – словом, план составлен».

Ограбление было совершено вечером 12 июня 1908 года. Забрав дневную выручку (около 60 руб.), похитители выбежали, оставив одного из своих подельников прикрыть их отход. Когда служащие кинулись в погоню, «караульный» встретил их выстрелами. На Старо-Парголовском проспекте (ныне – пр. Тореза), куда выскочила шайка подростков, к преследователям присоединились городовой Мельников и местный житель по фамилии Васильев, у которого тоже имелся при себе револьвер.

Завязалась перестрелка, в ходе которой один из грабителей оказался тяжело ранен (впоследствии он скончался). Николая Никифорова зацепила пуля, он был задержан. Оставшимся трем подельникам удалось скрыться, полиция их так и не обнаружила…

На суде бывшего гимназиста защищал известный адвокат, член Конституционно-демократической партии Эммануил Дубосарский. Он помог Никифорову грамотно выстроить