Ферма. Неудобная история, которую вычеркнули из хроник Холокоста - Джуди Раковски Страница 5

– И в гетто мы пришли голые и босые, – вспоминал Сэм.

Почти пять месяцев Сэм провел в той части краковского гетто, где жили достаточно крепкие евреи – их отправляли на принудительные работы на местные фабрики. Сэм работал в ночную смену на металлообрабатывающем заводе. Его начальница, полька, приносила ему еду и молоко и помогала выполнить норму.

В марте 1943 года немцы уничтожили гетто – были убиты две тысячи евреев. Сэму пришлось хоронить останки людей, которых он хорошо знал.

Уцелевших отправили в концлагерь Плашов, построенный над еврейскими кладбищами. Садист-комендант Амон Гот славился тем, что мог стрелять по евреям прямо из окна собственного кабинета, если ему казалось, что они двигаются недостаточно быстро. Он застрелил еврея-повара, потому что поданный ему суп оказался слишком горячим1. Сэм рассказывал, как их заставляли таскать камни с одного конца поля на другой, а потом обратно. Это занятие было направлено исключительно на измождение заключенных, чтобы они быстрее умирали. Каждый шаг вызывал смертельный страх – заключенные знали, что в любой момент Гот может застрелить их просто ради «развлечения».

Плашов был местом страшным, но здесь было ощущение семьи. Однажды Сэма вместе с другими заключенными погнали к вагонам для скота. Заключенных евреев загнали в вагоны и куда-то повезли. Рядом с Сэмом не было ни родителей, ни братьев, ни тетушек, ни дядьев, ни кузенов. Поезд остановился в лесу, северо-восточнее Варшавы. Здесь находился лагерь Пёнки. Сэм не догадывался, что его ждет. «Когда включали душ, мы не знали, пойдет ли вода или ядовитый газ».

Позже он узнал, что в соседнем женском лагере находилась его мать, – женщины работали на том же военном заводе. Ей удалось сохранить в обуви фотографию Сэма и его младшего брата, Израэля. Несмотря на страшный риск, они с Сэмом ухитрялись передавать друг другу записки в снарядных гильзах.

Постепенно с востока стала наступать Красная армия, и военный завод оказался под угрозой. Немцы решили демонтировать завод и перенести его в Германию. Владелец убедил власти отправить евреев, работавших на заводе, вместе с оборудованием, чтобы можно было быстро открыться близ Берлина. Сэм оказался одним из ценных работников. Его снова погрузили в вагон для скота и отправили через всю Польшу. Наступление союзников привело к тому, что поезд остановился близ Ченстоховы. Немцы выгнали Сэма и других узников из вагонов, раздали им лопаты и велели копать противотанковые рвы. Немцы надеялись замедлить русское наступление по южным и центральным частям Польши.

Сэм с облегчением вернулся обратно в вагон – и вздохнул с еще бóльшим облегчением, когда поезд миновал Аушвиц. Его путь завершился в концлагере Заксенхаузен в Ораниенбурге, близ Берлина. Впрочем, впоследствии лагерные власти отрицали наличие еврейских узников.

Несколько недель группу евреев, в числе которых был и Сэм, держали в карантине поодаль от лагеря. В то время в Заксенхаузене находились в основном политические заключенные и европейские военнопленные. Немцы не хотели, чтобы евреи принесли в лагерь тиф. Единственные евреи, которые в то время находились в Заксенхаузене, работали над секретным проектом дестабилизации валютно-денежной системы Великобритании2.Завод, на котором работали Сэм и его товарищи, так никогда и не заработал снова. До весны 1945 года Сэм побывал еще в двух подлагерях.

Однажды охранники собрали всех заключенных – к тому времени их было более одиннадцати тысяч3. Сэм решил, что евреям грозит бо́льшая опасность, чем другим заключенным. Поэтому он сорвал желтую звезду и встал к полякам-христианам. Среди них были и такие, кто гнал его прочь, называя грязным евреем. Каждому узнику раздали по кусочку хлеба, и они вышли из Заксенхаузена маршем смерти. Больше двух недель они шагали, не получая ни еды, ни воды. Охранники безжалостно стреляли по тем, кто выходил из рядов. На ночь они останавливались в полях или лесах. Истощенные заключенные ели кору с деревьев и пили воду из луж. Сэм с другом дремали по очереди, охраняя драгоценную обувь друг друга.

Как-то утром они проснулись и обнаружили, что охранников рядом нет.

Они пошли вместе с беженцами. Встреченные по дороге американские солдаты поделились с ними коньяком – «первый вкус свободы». Сэм с другом заночевали в каком-то доме близ Шверина. Там они обнаружили немецкую женщину, которая пряталась вместе с детьми.

– Когда я увидел ее ужас, – рассказывал Сэм, – жажда мести мгновенно испарилась.

Они помылись, но отмыться так и не смогли. Несколько недель они помогали американцам выявлять охранников концлагеря – те пытались смешаться с гражданским населением. Через месяц после освобождения, в июне 1945 года, Сэм сел на бесплатный поезд и вернулся в Польшу, чтобы найти родственников.

Эту историю Сэм рассказывал кузине вдвое себя младше, которая всю жизнь занималась плаванием и чирлидингом. Я впитывала каждую деталь тех времен. А он то и дело сворачивал с военных рассказов на воспоминания о своем чудесном детстве. Но я постоянно возвращала его к событиям, которые начались в сентябре 1939 года, когда из окошка соседского погреба он увидел, как немецкие танки входят в город.

Я не понимала, почему он никогда об этом не рассказывал. Его ответ меня удивил:

– Я не думал, что это кому-то интересно.

Спасение Сэма было настоящим чудом. Я никак не могла понять, как ему это удалось. Как он сумел сохранить присутствие духа и решимость среди постоянного страха и ужасных страданий? Когда я спросила, как он выжил во время холокоста, он ответил очень просто:

– Я Раковский. Мы – крепкие люди.

Я восприняла этот ответ как ребенок, поклоняющийся супергерою. Я жила с этим ответом, твердила себе, что я тоже выдержала бы зимние морозы в тонкой, чисто символической одежде. Я выжила бы на водянистом супе, где изредка можно было найти картошку. Я выдержала бы бесконечные переезды в переполненных вагонах для скота в неизвестном направлении. Я сохранила бы присутствие духа, даже когда меня раздевали бы и брили наголо. Я брела бы в деревянных башмаках и спала бы на дощатых нарах с другими людьми. Я сделала бы это, потому что это записано в нашей ДНК. Я искренне надеялась, что поразительная стойкость Сэма впечатана и в мои гены тоже.

Но я все же не понимала, как ему удалось выдержать такой долгий путь. Он сказал, что всегда сторонился тех, кто постоянно твердил, что завтра их всех убьют. Он старался держаться подальше от