Солдаты СВО. На фронте и в тылу - Михаил Иванович Федоров Страница 23

А во мне никак не успокаивалось: Женя Мартишин мог бы профессором стать, а он решил Родину защищать.

6. «Да и сейчас не верю, что его нет…»

После отца разговаривал с мамой Жени:

– Нина Семеновна, а что это за мальчик Женя? Шалун?

Мама:

– Нет, он не шалун. Он любил, чтобы все четко. Может, это и неправильно, но он спрашивал: «А как должно быть? А как правильно?» Я сказала: «Ты уточни». То есть он не мог просто идти напролом, он всегда анализировал. То есть прокручивал: можно это, нельзя… Он всегда: «А как правильно?» То есть можно так или нельзя. Я ему: «Уточни там, как». Он всегда разбирал свои поступки. У него чтобы все точно.

– Неспроста побеждал потом в олимпиадах, – вспомнил рассказ отца.

Мать:

– Он никогда не жаловался. Не говорил ни о ком плохо. Даже вот когда учился в университете, а там были нюансы. Он не жаловался, что этот преподаватель плохой. Что он к нему так относится. Если уж сталкивался с какой-то определенной проблемой, он говорил: «У меня не получается». Я ему говорила: «Может, мне пойти поговорить?» Он: «Нет, не нужно». А если мы чувствовали, что где-то нужна помощь, мы шли и разговаривали с преподавателем. Допустим, физкультура. Хотя он и занимался, но могли возникнуть проблемы, потому что в школе у нас сейчас физкультурой не занимаются. Допустим, прыжки через козла – этого в школе не было. И он спрашивал: «А как?» Он не скажет: я не могу. А будет искать путь к решению… Вот я занималась сыном, а не делала, как говорят, карьеру. Для меня главное – семья. Я старалась ему дать то, чего у нас не было. В доме было много книг: любых, разных. Я много им (детям) читала. Он пошел в первый класс, он уже читал. Ему все легко давалось. Домашние задания делал без «не хочу». Он понимал: это нужно. И никаких сопротивлений. И когда говорили: учительница очень строгая, много заданий дает, я как бы не замечала этого и думала, что все это в порядке вещей… Память у него прекрасная. Может, от того, что мы до школы много стихов учили. Ну, бывало, наказывала иногда. Как и все родители. Может, и не надо было, но он первый ребенок, и опыта нет. Он был каким-то обыденным, простым, и о том, что его наказывали, никогда не вспоминал. И никакой обиды не держал.

– Вы, отец на работе, а на кого оставлять младших брата и сестру?

– И было такое. И было, что я не могла младшего отправить в детский сад. Он ждал, пока Женя придет со школы… Раз они то ли играли, но Женя прыгнул ему на пальчик и его сломал. Случайно, конечно. Так младший терпел, не говорил, и, когда мы узнали, младший просил: «Женю не наказывайте»…

– Вот отношения между родными проявились в спасении Евгением Мартишиным своих солдат.

Мать:

– У него не было дурных привычек. Там выпить, закурить. И вот вам случай. Когда был выпускной в гимназии Басова (Женя оканчивал школу) и нужно было внести приличные деньги. Так он на торжественной части побыл, а там дальше он говорил: «Я не хочу туда идти. Лучше за эти деньги мне купите компьютер…» И он не пошел. Потом мне: «Мам, хорошо, что я не пошел. Они там пили…» А ему это было неинтересно. Он такое не приветствовал… А секция в школе? Сначала туда не хотел, пошел ради младшего брата, а потом настолько полюбил, настолько втянулся, что не мог ее бросить. Ему было настолько интересно, и общение с тренером, и тренер мог и поругать, если что… Тоже никогда не жаловался на тренера… Он так их заинтересовал. И на раскопки ездили. Я иногда переживала: вдруг найдут опасное.

– Да, там бомбы с войны…

– Он говорил: «Нас тренер, если что опасное, не допускает…» Настолько ему там было интересно. И он всегда чем-то занят. То секция, то раскопки, то сидел в компьютере. Смотрел только познавательные программы. У школы большой стадион – он и там гонял мяч…

– А в начальной школе?

– У них учительницей была очень сильный математик. Вела в старших классах, а теперь в начальных. Допустим, у них урок труда, а занимаются математикой. Перемена большая – они чего-то пишут, и перемена занята математикой. По Петерсону он шел. Это программа для развития мышления. Он настолько сидел в этой программе, что, когда мы пришли в 52-ю школу (переехали из Острогожска), учительница не поверила и допытывалась о его знаниях. У него слезы на глазах. Он говорил: «Я не хочу здесь учиться». Я ему: «Женя, а где ты будешь жить?» – «Я найду, где жить…» Мне пришлось пойти к учительнице и пообщаться, поговорить. И после нашего разговора там вроде все нормализовалось.

– А почему он ей не понравился?

– Видимо, видела, что он сильнее ребят, которые у нее учились…

– Радовалась бы! А она…

Мама:

– Ну, наверно, она больше его спрашивала, может, заостряла на нем внимание класса… Ну не знаю, но когда он перешел из 52-й школы в гимназию Басова, он говорил: «Когда я перешел, мне было очень сложно». Потому что уклон другой – экономический, и учителя сильнее, чем в 52-й школе. Было сложно, но он преодолел.

– Вот, у него способности какие, а предпочтение отдал армии…

– Ну, он хотел быть военным. А вообще изначально хотел следователем стать. Ездил в Санкт-Петербург и не поступил. В детстве ранил голову, и у него остался шрамик. И из-за этого шрамика докопались. И он сказал: «Едем в военкомат». Я не понимала, зачем ехать в военкомат. И он сказал: «Я буду только военным». Раз у него со следователем не получилось, вот и решил. И никто его не мог переубедить.

– И вот он оказался на спецоперации. Как-то изменился?

– Больше молчал. И последние слова его не могу припомнить, это когда он вырвался, был в Алексеевке и приезжал к нам, – голос у матери дрожал. – Но смысл: здесь все плохо, а там – очень плохо. То есть, видимо, на гражданке здесь плохо, а там все очень плохо.

– Попал в пекло, – вспомнился рассказ отца, как его сын сутки лежал под обстрелом, как чудом вырвался. И это никак не умаляло его как офицера, а разве что поднимало в моих глазах: он не «трухнул», где было очень плохо.

Мать:

– Я пришла, а Полина (сестра Жени) говорит: он не ел. Я спрашиваю: «Женя, почему ты не кушаешь?» – «Мама, я не хочу». – «Женя, так