Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов Страница 20

Церетели осуждали и за то, что недавно вместе с буржуем Терещенко он руководил делегацией Временного правительства, признавшей автономию новоявленной Украинской Центральной рады. Эта делегация без согласования с правительством пошла на отчуждение от России исконных юго-западных губерний. В знак протеста из власти ушли кадеты.

Как все-таки легко из революционеров стать либералом, а там и реакционером. А уж о патриотизме и говорить нечего. Вспомнились строки Адама Мицкевича:

Вечных изгнанников ждёт лишь гонение.

К худу ль, к добру ль, – всё зависит от случая,

Сблизит нас вновь ко всему отвращение,

Свяжет нас дружески ненависть жгучая.

Когда-то юный Феликс люто ненавидел кровавую царскую империю, желал её кончины любыми способами, желал свободы для Польши и Литвы. Но теперешняя Россия становилась реальным олицетворением этой свободы, и достичь её можно и нужно только в могучем единстве. Так что Wolnosc, Rownosc – это безусловно, но вместо Niepodleglosc – Jedność![1]

Самое страшное, что видел он в жизни, – это предательство. Именно из-за предательства попадали в тюрьмы, шли на каторгу и погибали лучшие из борцов за светлое будущее. На провокаторов он насмотрелся, люто ненавидел их, научился почти безошибочно распознавать их повадки. С падением царского режима они никуда не делись. Ничтожными и продажными людьми успешно пользуется любая антинародная власть. Они сейчас затаились, притворились «своими», чтобы в нужный момент, найдя нового выгодного хозяина, снова исполнить свою мерзкую крысиную миссию. Такова их сущность. Предательство не бывает одноразовым, оно проникает в кровь, в суть человека.

Дзержинский уже считал дни и часы до окончания курса. Жеребячьего восторга от кумыса, как некоторые здешние постояльцы, не испытывал, но после лечения действительно чувствовал себя намного лучше и решил безотлагательно вернуться в Москву. По его твердому убеждению, окончательное выздоровление наступит, только если дать активный выход накопленной энергии.

В Успенском переулке у Ядвиги его ждали сразу несколько открыток и писем жены. У них все было нормально, в том числе и особо беспокоившее Феликса здоровье шестилетнего Ясика. К сожалению, его рождение в тюрьме и почти сразу наступившая длительная разлука с матерью сказались на его психике. Хорошо, что помог известный педагог Януш Корчак, устроив ребенка в частный приют для младенцев пани Савицкой. Все еще слабенький, он начал ходить только в два года, долго не говорил, страдал сильными мигренями, вызванными серьезным недостатком зрения. Но постепенно его самочувствие улучшается.

Едва успокоившись за свою семью, Феликс получил трагическое известие, заставившее снова пуститься в дорогу: в их родном Дзержинове убит старший брат Станислав.

Глава 6

Горькое прощание со сказкой

Всего год назад из тюрьмы он писал навещавшему его брату: «Я хотел бы с тобой иначе повидаться, и я надеюсь, что придет время, когда можно будет и мне быть у нас в деревне, и мы съедемся там, и снова услышу шум нашего бора, и тогда мы отведем души. Я ведь не раз думаю о нашем Дзержинове как о сказке, что там восстановятся все силы мои и молодость вернется…»

Сказка становилась всё более недетской и чужой. В неё, добрую и романтическую, без всякого разрешения грубо врываются совсем другие персонажи – злые, коварные, беспощадные.

Четверть века он не был в родных местах. Но вот снились они ему постоянно – и дом, и сосны, и река, и горки белого песка, и канавы… Он покинул их после одной страшной семейной трагедии и сейчас, в своё сорокалетие, возвращается после другой. Тогда от случайного выстрела из ружья двадцатилетнего брата погибла младшая их сестра Ванда, Вандочка, рожденная через год после Феликса.

Феликс уехал. Стась, наоборот, спустя десяток лет уединенным бирюком засел в их поместье. А теперь вот и сам был зверски убит здесь же. Будто рок какой, проклятие. Но в рок могут верить лишь те, кто мало повидал людей на своем веку. Может, даже и не людей, но двуногих особей, вполне способных заменить своими действиями любой рок. А уж Феликс их повидал. И лихих грабителей, и закоренелых убийц, и мрачных насильников, и подлых предателей. Рок на грешной земле чаще всего рукотворен.

Казимир, Феликс, Елена, Станислав Дзержинские в имении Иода.

1889 г. [РГАСПИ]

Дзержиново он увидел осиротевшим, пустым и разграбленным. Атмосфера уюта, всегда сопутствующая воспоминаниям о детстве, казалось, потерянной. Этот двухэтажный дом с мансардой взамен совсем небольшого старого отец на остаток своих сбережений построил за два года до смерти в 1880 году с помощью своего воспитанника-племянника, архитектора Юстина Дзержинского. Классическая польская дворянская усадьба с остекленной верандой, просторной столовой и гостиной с камином, с высокими потолками и широкими окнами.

Феликс не спеша поднялся на крыльцо с деревянной балюстрадой – любимое место игр детей и отдыха взрослых. Это были минуты невыносимого блаженства, когда, например, положив голову на колени старшей сестры Альдоны, он слушал по вечерам шум леса, кваканье лягушек, призывный крик дергача и смотрел на звезды, которые так мерцали, точно были живые искорки… Минуты подлинного счастья, когда природа так поглощала его, что он почти не чувствовал своего существа, а ощущал себя частицей этой природы, связанной с ней органически, будто и сам был облаком, деревом, птицей…

Ему было всего пять лет, когда от туберкулеза скончался отец. Феликс мало знал его. Только спустя годы кое-что рассказали старшие. И в частности, что коллежский советник и кавалер ордена Святой Анны когда-то в далёком Таганроге учил математике писателя Чехова. Но в памяти все же сохранилось, что Эдмунд Иосифович любил отдыхать в кресле на этой большой террасе, а мать Елена Игнатьевна здесь сушила грибы и фрукты. Так что воспоминания о веранде сопровождались и этими приятными душистыми ароматами.

Родители Феликса Дзержинского Е. И. Дзержинская и Э. И. Дзержинский.

7 февраля 1866 г.

[РГАСПИ]

Небольшом холм, на котором поставлен дом, давал чудесный вид на окружающий лес, полный грибов и ягод, на цветущий луг. Здесь никогда не было ни подстриженных аллей, ни посыпанных желтым песком дорожек, обычно отличавших помещичьи усадьбы. Только высокие сосны, на одной из которых устроили гнездо аисты, и густая зеленая трава, по которой они любили бегать босиком и которая нынешним беспризорным летом поднялась значительно выше обычного.

Открыв дом, Феликс не удержался и спустился по тропинке меж сосен, берез и елей к реке. Их лесная Уса, все так же ласково