Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов Страница 19

В Социал-демократической партии Польши и Литвы еще семь лет назад произошел серьезный раскол, в результате которого образовались две почти самостоятельные группы: «жондовцы» (правленцы) и «розламовцы» (раскольники). Лидерами первых были Роза Люксембург, Ян Тышка и Дзержинский. А вторых – Якуб Ганецкий, Карл Радек и Иосиф Уншлихт, которые в поисках авторитетной опоры значительно более сблизились с Лениным. Разногласия постепенно смягчились, но далеко не во всем. И сейчас так сложилось, что в столице, в гуще событий, остались только вожди «розламовцев» и, естественно, старались позиционировать себя выразителями настроений всей польской социал-демократии.

Дзержинский слал из Оренбуржья тщательно продуманные руководства для соратников. Может быть, не всегда хватало информации, которую он настоятельно требовал от своих адресатов, но зато не было недостатка во времени для анализа событий, поступков и слов политиков:

«Одновременно я посылаю в Петроград письмо дословно следующего содержания: «Сейчас я получил из Москвы письмо о проекте создания временного Главного правления в России. Я должен протестовать против этого проекта – он неприемлем для нас. Мы не можем брать пример с подобного рода действий ППС и Бунда. Наша принципиальная позиция находится в резком противоречии с этим проектом. В России мы не можем вообще иметь Главного правления, следовательно, и временного. Мы могли бы иметь здесь Главное правление, если бы мы являлись партией. На самом же деле мы являемся здесь органической частью РСДРП, будучи слиты с ней территориально. Характер нашей организации является вспомогательным – организационно-агитационным.

Если бы мы могли послать в Стокгольм делегатов лишь от имени Главного правления, а не от имени групп или их Исполнительного комитета, то мы должны были бы обратиться в ЦК (с просьбой), чтобы в состав его делегации были включены наши товарищи, юридически – члены делегации РСДРП, а политически и морально – делегаты СДПиЛ. Это, кажется, все, что я могу сказать по этому вопросу.

«Правду» и «Социал-демократ» я не получил, только – «Известия», «Трибуну» и воззвание левицовцев. «Трибуна», к сожалению, очень суха. Рассердило меня заявление «От редакции», что наша газета «пойдет по следам «Нашей Трибуны». Таким образом они делают из «Трибуны» орган «розламовцев». Эти прохвосты не обладают ни капелькой такта и в дальнейшем хотят быть вредителями.

Совместные выступления с левицей, которые были возможны в свое время в Польше, – возможны у нас лишь путем присоединения их к большевикам и, поскольку они не присоединяются, необходимо с ними бороться, ибо теперь в период революционной борьбы – кто не с нами, тот против нас. Отношение к Ленину и партии здесь не может быть одинаковым с прежним отношением нашей партии в стране. Здесь такая позиция была бы расколом, ибо здесь во время революции большевики – это единственная активная с.-д. организация пролетариата, и если бы мы были вне ее, то оказались бы вне пролетарской революционной борьбы.

В польском вопросе сегодня наша позиция единая – против лозунга независимости Польши.

Я вернусь, к сожалению, в первых числах июля – хочу набраться сил, чтобы потом пойти на всех парах.

Крепко обнимаю Вас

Юзеф».

Ситуация в России осложнялась и меняющимся положением на театре военных действий. После неудачного июньского наступления русской армии в Галиции теперь началось австро-германское контрнаступление.

Вести из Петрограда приходили все более волнующие – к многочисленным протестам, забастовкам и демонстрациям присоединились вооруженные моряки и солдаты, на улицах перестрелки, правительство затаилось в Мариинском дворце, восставшие идут к Таврическому, к особняку Кшесинской, требуют, чтобы их выступление возглавили большевики, а те, считая, что еще не время, пытаются уговорить массы действовать исключительно мирно, для наведения порядка к Петрограду двигаются верные части с фронта… Захвачен особняк Кшесинской… И это все уже позавчерашние новости. А сегодня там что? Какое уж тут спокойное лечение!

Еще через несколько дней последовало правительственное постановление: «Всех участвовавших в организации и руководительстве вооруженным выступлением против государственной власти, установленной народом, а также всех призывавших и подстрекавших к нему арестовать и привлечь к судебной ответственности, как виновных в измене родине и предательстве революции».

Составить какую-то более-менее целостную и объективную картину по доходившей до провинции питерской и московской прессе было не просто. Она работала как гоголевские Бобчинский и Добчинский: главное – опередить конкурента и взахлеб сообщить что-то невероятное. «Петроградская газета» сообщала, что Ленин бежал к морякам Кронштадта. «Газета-копейка», ссылаясь на «безусловно достоверный источник», заявляла: «Ленин в настоящее время находится в Стокгольме». «Биржевые ведомости» в свою очередь утверждали, что из Стокгольма с помощью «небезызвестного Ганецкого-Фюрстенберга» он уже перебрался в Германию. Но вот чуть позже газета «Живое слово» рисует другую картину, более правдоподобную: «Ленин живет всего в нескольких часах езды от Петрограда, в Финляндии. Известен даже номер дома, в котором он живет. Но арестовать Ленина, говорят, будет не очень легко, так как он располагает сильной охраной, которая прекрасно вооружена».

Вскоре дошли вести о новом правительстве во главе с Керенским, который сразу же громогласно и самоуверенно заявил: «Фундаментальная задача – защита страны от разрушения и анархии. Мое правительство спасет Россию, и, если мотивы разума, чести и совести окажутся недостаточными, оно добьется ее единства железом и кровью».

Вот тебе и «хвастунишка Керенский», как называл его Ленин.

Занявший пост министра внутренних дел Ираклий Церетели личным распоряжением бессрочно запретил в Петрограде «всякие шествия и уличные сборища». Ему и Керенскому было предоставлено право закрывать печатные издания. Была восстановлена военная цензура и узаконены досудебные аресты.

Да, да, это был тот самый борец за свободу Ираклий Церетели, вместе с которым Феликс прошел и Александровский централ, и сибирские этапы… То, что он был против сепаратного мира с Германией, против «апрельских тезисов», в конце концов можно было и понять, и простить. На том самом I съезде Советов, на который был избран, но не смог присутствовать Дзержинский, произошла очная перепалка Ираклия с Ильичом, о которой Феликсу рассказали в письме. На безапелляционное утверждение Церетели «В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место» Ленин ответил: «Есть!»

И Феликс тоже верил, что небольшая, но идейно сильная горсть людей объединит вокруг себя массы, даст им именно то, что им не достаёт, что оживит их, вселит в них новую надежду,