Гюстав Курбе - Герстл Мак Страница 13

я на пороге успеха, потому что окружен людьми весьма влиятельными в прессе и в мире искусства и люди эти в восторге от моей работы. Мы наконец стоим накануне создания новой школы, представлять которую в живописи буду я»[73]. Какую картину имел в виду Курбе, не ясно. В Салон 1848 года он представил семь полотен: «Вальпургиева ночь», «Виолончелист» (автопортрет), «Спящая девушка», портрет Кено и три пейзажа — «Утро», «Полдень», «Вечер». Дополнительно художник послал три рисунка, «Мечту девушки» и два портрета. К его удивлению, все десять работ были приняты членами жюри, которые после яростных протестов против массовых отказов в прошлом году выработали куда более снисходительные правила допуска. По мнению Курбе, слишком даже снисходительные. Он жаловался, что жюри приняло неслыханно большое число работ — пять с половиной тысяч, в массе которых его собственные, — а их даже не удосужились хорошо повесить — пройдут незамеченными. Эти опасения оказались неосновательными: впервые критики положительно, даже восторженно отозвались о его творчестве. Его имя становилось известно гораздо более широкой публике, чем ограниченный круг друзей.

Особенно экспансивным среди этой новой публики был англичанин Пьер (или Питер) Хаук, который осыпал художника комплиментами, обещал прославить его в серии газетных статей и заказал ему свой портрет. В мае 1849 года Хаук писал Курбе: «Должен написать Вам, чтобы выразить всю любовь, которую Вы внушаете мне как порядочный и добрый человек, и то восхищение, которое вселяет в меня Ваш огромный дар. Нет нужды говорить Вам, что меня влечет ко всему прекрасному и высокому, и в этом смысле Вы заняли одно из первых мест в моем сердце… Мой портрет находят замечательным. Многие завидуют мне»[74]. Однако Курбе не мог существовать за счет одной лести. Его много хвалили, но мало покупали: он не продал ничего из выставленного в Салоне и вынужден был унизительно клянчить у отца деньги на оплату долгов.

Глава 5

Революция

Начавшись с местного восстания в Сицилии, революция 1848 года быстро распространилась чуть ли не по всей Европе. В большинстве стран ее вскоре жестоко и кроваво подавили, но во Франции она за несколько месяцев приняла масштабы гражданской войны. Восстание в Париже вспыхнуло 24 февраля 1848 года. Толпа ворвалась в Палату депутатов и заставила провозгласить республику. Луи-Филипп, восемнадцать лет тому назад начинавший свое правление как либеральный и демократичный монарх, но постепенно переродившийся в реакционного Бурбона старой закалки, поспешил отречься от престола и бежать в Англию. Однако в новом, республиканском правительстве чуть ли не сразу возобладали консервативные политики; социалисты и другие радикальные элементы были отстранены от власти. В июне еще одно яростное столкновение закончилось поражением левых: правительство прибегло к помощи армии. За этим последовали жестокие репрессии: тысячи инсургентов были брошены в тюрьмы, сотни сосланы на каторгу или казнены. 10 декабря Луи Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I, был избран президентом Французской республики сроком на четыре года, причем закон запрещал переизбрание на второй срок. Хотя Луи Наполеон притязал на гораздо большее, он умно выждал до 2 декабря 1851 года, когда неожиданно совершил свой пресловутый «coup d’état»[75] — распустил Законодательное собрание и продлил срок президентства до десяти лет, став, таким образом, диктатором, если уж не по названию, то по существу. Ровно через год, 2 декабря 1852 года, он довершил начатое, приняв императорский титул под именем Наполеона III.

Начало революции не особенно взволновало Курбе. Хотя детство его прошло под известным влиянием республиканских идей деда, а сама его натура бунтовала против любых форм власти, насаждаемых сверху, его политическое сознание не было еще по-настоящему зрелым. В феврале, вскоре после падения монархии, он сообщает родителям, что мало интересуется политикой, которую считает несерьезным делом; он прежде всего художник и потому возобновляет занятия живописью, «несмотря на республику, каковая не является — по крайней мере так учит история — наиболее благоприятной для людей искусства формой правления»[76]. Но к 26 июня, после жестокой расправы, учиненной правительственными войсками над радикалами, его безразличие исчезает. Кровопролитие пробудило в нем отвращение и ужас, симпатии его теперь на стороне жертв репрессий, хотя он уверяет встревоженных родителей, что верен своим мирным принципам и не намерен впутываться в активную борьбу. «Это самое страшное зрелище, какое можно себе представить. По-моему, такого во Франции еще не было даже во время Варфоломеевской ночи… Сражаться я не пойду по двум причинам: во-первых, я не верю в пользу борьбы с помощью пушек и ружей; это не в моих принципах. Вот уже десять лет я воюю с помощью интеллекта. Я был бы непоследователен, если бы поступил иначе. Во-вторых, оружия у меня нет, а значит, я не поддамся и соблазну взяться за него. Словом, вам незачем тревожиться обо мне…»[77].

В действительности Курбе принимал несколько более активное участие в волнениях, чем говорится в его письмах. Незадолго до этого он познакомился с Шарлем Бодлером, который дрался на баррикадах в первые дни февральского восстания и в сотрудничестве с Шанфлери и Шарлем Тубеном основал радикальную газету «Ле салю Пюблик», выходящую на четырех полосах. Первый номер появился 27 февраля 1848 года, всего через три дня после провозглашения республики. По словам Тубена, трое издателей «начали выпуск газеты, имея лишь сотню франков в кармане… Мы писали статьи за столиком в кафе „Ротонда“ [прямо под мастерской Курбе на улице Отфёй]… и меньше чем через час газета была на скорую руку сверстана»[78]. Затем они обнаружили, что уже существует другая газета под тем же названием, и второй номер пришлось задержать, пока Курбе по просьбе Бодлера срочно не нарисовал заставку для первой полосы, чтобы отличить «Ле салю Пюблик» Бодлера — Шанфлери — Тубена от соперника. Заставка изображает сцену на баррикадах: молодой революционер, в блузе и цилиндре, стоит на груде камней, потрясая ружьем и сжимая в другой руке древко трехцветного знамени с надписью: «Voix de Dieu, voix du peuple»[79]. «Он обращается к толпе, вооруженной ружьями с примкнутыми штыками (эти фигуры второго плана были добавлены к наброску Курбе гравером Фошри). Второй номер „Ле салю Пюблик“ оказался последним: распродались оба выпуска хорошо, но продавцы забыли принести нам выручку»[80].

Дружба Курбе с Бодлером была в известном смысле аномалией, поскольку отвращение художника к литературе, включая поэзию, распространялось и на поэтов. «Писать стихи бесчестно, — заявлял он. — Изъясняться не так, как все, — это потуги на аристократизм»