Дым над Биркенау. Страшная правда об Освенциме - Северина Шмаглевская Страница 13

пульсирует боль, начинает подступать тошнота. Напрасно руки бессознательно комкают одеяло в огромный клубок и засовывают под голову. Это не помогает и не освобождает от галлюцинаций: пылающая голова по-прежнему как бы на полметра ниже всего тела, а ноги, должно быть, где-то очень высоко, недаром так отчетливо чувствуешь, как вся кровь приливает к мозгу. С каждым ударом пульса голова наливается все больше, уже нельзя ни думать, ни говорить, ни смотреть, кровь стучит в висках. Странное темное облако окутывает мысли, принося облегчение и в то же время причиняя сердцу боль. Неизвестно, как долго это будет длиться. Спустя некоторое время веки вздрагивают от резкого света. Последним усилием воли раскрываются потревоженные глаза. Свет проникает в щель между стеной и потолком, шириной почти с человеческое лицо. Сквозь эту щель, если сесть на постели, можно увидеть часть лагеря с соседними бараками. Но теперь там только залитая солнцем лазурь зимнего неба. Глаза щурятся, не в состоянии вместить это изобилие света, изобилие радости, расточаемой солнечным утром. Тонкие ниточки зарождающихся мыслей тотчас же рвутся. Вот на краю крыши, хорошо видная в просвет, сверкает на солнце ледяная сосулька. Солнце делает ее прекрасной, а для глаз она желанная, и они не в силах оторваться от нее. Течет, уходит время, а здесь разыгрывается странная борьба. Немощь сковала руки и ноги, запрокинула назад голову так, что ее никак не поднять. И все же какая-то неодолимая сила велит глазам смотреть на сверкающую в солнечной синеве прозрачную сосульку, велит смотреть так долго, покуда рука соберется с силами, приподнимется и высунется в щель наружу. Холодное прикосновение живительным током пронзает раскаленное тело, рука бережно подносит свою добычу ко лбу, глазам, вискам. Снова сжалось сердце, снова боль, а затем полностью возвращается сознание. Воспаленные от жара глаза замечают красноватые пятнышки на плечах. Понимающая улыбка: «грипп» все-таки оказался сыпным тифом.

Приходит доктор Збожень – заключенный поляк. Он ежедневно приходит сюда из лагеря в Освенциме и должен прежде всего заниматься немками, но доктор Збожень – человек разумный и не формалист.

– Да, конечно, у вас грипп, грипп.

– Доктор, скажите мне, пожалуйста, правду.

– Для чего вам это нужно?

– Чтобы не попасть в крематорий. Я хочу жить.

Врач перелистывает записную книжку.

– Видите? Что тут написано?

– Grippe и рядом моя фамилия.

– Правильно. У меня записано, что вы больны гриппом. А этого, – он прикрывает испещренные пятнами плечи больной, – этого никто не должен видеть. Может быть, вам повезет и в ближайшее время не будет селекции. Но долго лежать не советую. Как только чуть окрепнете, советую убираться отсюда.

…Окрепнете. Сознание, что сыпной тиф миновал, вызывает радость, весьма, впрочем, обманчивую и преждевременную, так как нередко период выздоравливания переносится труднее, чем сама болезнь. Бывает, что сердце, выдержав тифозный жар, перестает биться от незначительной простуды. Но теперь все существо переполнено радостью.

Тело исподволь обретает способность ощущать: чешутся ноги, живот, спина. Неуклюжие пальцы доискиваются причины зуда. Нащупывают крохотные корочки на месте расчесов. Внезапно грудь будто обжигает что-то, зуд сосредотачивается в одном месте. Рука быстро приподнимает рубашку, и перед глазами – вошь в странной позе. Впившись в тело, она стоит с задранным кверху брюшком. Ее нужно немедленно поймать – платяные вши настоящие бегуны-скоростники. Вошь светлая, сквозь ее кожу просвечивает пищевод, наполненный человеческой кровью. Момент – и придавленная ногтем вошь гибнет, брызнув капелькой крови.

Больная поднимает глаза, полные смущения. Но вокруг, особенно если день выдался солнечный, повсюду видны исхудалые руки, подносящие к свету над обессиленной головой части одежды или грязные одеяла. Истребление вшей – единственное занятие выздоравливающих. Они берутся за дело на рассвете, в сероватых сумерках, когда еще плохо видно. Но вши кусаются с таким остервенением, что медлить нельзя. Лучше всего снять с себя все, плотно обернуться одеялом и по очереди, одна за другой, осматривать вещи. Правда, так очень холодно – из щели под потолком дует ледяной ветер, одеяло от любого движения сползает, тем более что ослабевшему телу трудно пребывать в неподвижности. И все-таки любой согласился бы сбросить с себя все и сидеть голым много часов подряд, лишь бы избавиться от этого нашествия кровопийц. Голод и холод ничто в сравнении со вшами.

Изо дня в день повторяется одно и то же. Вечером на рубашке не было ни единой вши. И откуда только взялись эти крупные толстые твари, быстро убегающие от твоих пальцев или сидящие по две среди свежих гнид и экскрементов. До чего же быстро они размножаются! Вчера не оставалось ни одной гниды, а сегодня на рубахе уже копошится великое множество микроскопических красных точечек. Этакие крохи, а уже наполнены кровью. Они-то и кусают сильнее всех. Потому рубашка так жгла тело, что в ней завелось множество маленьких вшей. Обычно вши любят держаться поближе к телу, и требуется немало терпения, чтобы уничтожить их на белье. От напряжения начинают болеть глаза, а если их на миг закрыть, под веками мелькают вши, блохи, гниды. В результате – головокружение и тошнота, усиливающиеся от того, что сидеть еще очень утомительно. Большие пальцы, особенно ногти, покрыты кровью и присохшими к ним оболочками – а ведь обработана всего лишь одна рубашка. Хуже всего поддается очистке свитер, в его шерстяных ячейках вши находят себе великолепное убежище. Только в те дни, когда яркий солнечный свет проникает сквозь щели в барак, удается относительно хорошо очистить свитер, растягивая его и разглядывая на свет, не мелькнет ли в шерстяной пушистости чужеродное тело. Осмотреть нужно все, даже лежащие под головой чулки, обирать которые столь же сложно, как и свитер.

Звон металлических котлов с супом застигает обычно женщин за осмотром последних частей одежды. Разумеется, после этого занятия вымыть руки не удается, лишь вытираешь окровавленные ногти и, достав ложку из щели в крыше над головой, берешься за очистку своих пяти картофелин. После обеда очень приятно надеть только что просмотренную и очищенную от вшей одежду. Истощенный тифом и голодом организм требует сна. Но вши не спят. Из грязных одеял, из потайных щелей в нарах выползают новые тысячи. После двухчасового отдыха одежда оказывается снова усеянной вшами точно так же, как была утром, и теперь, если хочешь обеспечить себе несколько спокойных часов ночью, нужно начинать все сначала. Тщетность усилий приводит в отчаяние, к которому еще прибавляется боль в пояснице, резь в глазах и отвращение. Глубокий сон выздоравливающего – единственное его спасение от вшей и единственный перерыв в охоте на них. Но даже во сне,