Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков Страница 8

– Ну, идите сюда, твари, я убью вас всех! Атталь несет вам смерть! Я убью всех ваших жен и детей, сарацинские ублюдки! Я никого не пощажу!

В проеме пола, откуда Бертран поднял лестницу, показалась голова мамлюка – его подсадили товарищи. Мамлюк уже положил руки на пол, чтобы подтянуться и проникнуть в комнату. Атталь подскочил к нему и с размаху рассек надвое череп. Мозги и кровь забрызгали стоящих внизу.

Бертран приготовился расправиться со следующим безумцем, что попытается залезть, но тут он подумал: сарацины не глупцы, не станут понапрасну жертвовать собой, они могут просто подпалить дом. Бертран взял труп хозяина дома и подтащил к проему на первый этаж, положил его поперек, полностью закрыв вход. Сверху он подтащил и повалил Саважа – тамплиер, судя по всему, еще был жив, но сильное внутреннее кровотечение не оставляло ему никаких шансов.

Закрывшись таким образом, Атталь стал думать, как ему поступить дальше. С одной стороны, он уже почти смирился с тем, что умрет вместе с остальными крестоносцами в Мансуре, вопрос только – когда и как? С другой стороны – почему бы не попытаться спастись даже сейчас, когда, кажется, вообще нет никакого выхода? Бертран осмотрелся – скромная комната без выхода на крышу, одно-единственное окно, под ним улица, где караулят сарацины, они же на первом этаже этого дома совещаются, как им достать христианина – возможно, последнего в Мансуре. Кольчуга за столько часов боев сильно повреждена – во многих местах прорехи. В ближнем бою не продержаться.

Тела хозяина дома и Саважа стали слегка двигаться – их подталкивали чем-то снизу. Вдруг сарацины приволокли какую-то другую лестницу? Можно продолжать обороняться, но надолго ли Бертрана хватит? Он внимательно посмотрел на окно – от его верхнего края до потолка полтора локтя. Надо попытаться!

Бертран осторожно выглянул – три сарацина стояли под окном, еще с пару десятков шарили по доспехам и одежде убитых рыцарей в поисках добычи. Бертран тихонько высунулся из окна, сел, вытянул руки, ухватившись за крышу, поднял ногу, сделав упор носком сапога между окном и ставнем, подтянул вторую ногу. Сарацины его заметили, заорали. Не успел он забраться на крышу, как рядом в стену ударило копье, второй удар копья пришелся Бертрану в правую голень, кольчуга разошлась, и он почувствовал сильную боль. Но теперь он уже на крыше! Вокруг другие дома – ниже или одинаковые с тем, откуда он спасался. Бертран побежал в ту сторону, где были ворота, надеясь как-нибудь суметь выбраться из города.

Вслед ему полетели стрелы. Одна больно поцарапала щеку. Бертран стиснул зубы и продолжал бежать, несмотря на боль в голени. И тут что-то обожгло кипятком его спину. Сначала он подумал – ничего, обойдется, но вот уже каждый шаг давался ему с трудом. Он не мог бежать. Боль становилась все сильнее, в глазах потемнело. Бертран быстро и неглубоко дышал, запрокинул назад руку и нащупал стрелу, торчащую из спины. Должно быть, она попала в разрыв кольчуги.

Детство, когда отец ругался с дедом, сбор винограда, мертвый отец у него на руках, первый взгляд Катрин в повозке, завиток ее волос, колеблемый ветром, и далекая, почти нереальная память об одном-единственном поцелуе в Монтефлере – все это промелькнуло в несколько мгновений. Бертран с ужасом пытался найти опору, но ее не было.

– Неужели все? Вот это и есть смерть? – пробормотал он, проваливаясь в черноту. – Ка… Кат… А…

Бертран д'Атталь рухнул ничком на крышу, по которой бежал, и больше не поднялся. Мамлюки на улице одобрительно загалдели.

Глава вторая. Битва при Мансуре

Тем временем рыцарское войско короля Людовика IX переходило канал Ашмум.

Маленький отряд шампанского сенешаля Жана де Жуанвиля, не дожидаясь основных сил, решил отправиться по следам Роберта д'Артуа и тамплиеров. Сарацины бросили свой лагерь и разбегались. Молодой сенешаль последовал туда, гонимый жаждой подвигов. На пути ему попалась пара сарацин – господин и его слуга, собиравшиеся покинуть лагерь, как и остальные. Жуанвиль ударом копья под мышку убил господина, но его слуга метнул в сенешаля свое копье. Плотная двухслойная кольчуга из мелких колец приняла удар, наконечник копья с древком застрял между лопаток. Жуанвиль, не в силах вытащить копье, выхватил свой меч и погнался за противником.

Но сарацины, бросив лагерь, опомнились. Их командиры-эмиры устыдились отступать в Каир, тем более что в Мансуре стоял мощный гарнизон из мамлюков. Первый испуг от налетевшего отряда крестоносцев прошел, в лагере осталось все их немалое добро, которое, наравне с честью, будет потеряно окончательно, если воины не вернутся обратно и не дадут бой ненавистным крестоносцам.

Жуанвиль поздно понял, в каком опасном положении оказался он и его одиннадцать рыцарей. Конные сарацины мчались на него в полной уверенности, что христианам не удастся от них уйти. Одного из них убили, а Жуанвиль от нанесенного ему удара перелетел через голову коня. Рыцари оттащили упавшего сеньора к полуразрушенному старому дому, стоявшему на территории лагеря.

Сарацины густо окружили дом, залезли на крышу, чтобы исключить близкий бой с рыцарями, который бы ничем хорошим не закончился для многих из них, они решили перебить христиан копьями. Копья просовывались в проем сорванной двери, окна, с худой крыши и били, и били рыцарей. Сенешаль, чья рана в спине оказалась серьезной, а падение с коня ухудшило состояние, не принимал участия в бою, а держал в доме под уздцы рыцарских коней. Положение окруженных быстро ухудшалось. Один из рыцарей получил три удара копьем в лицо, другой тоже был ранен в лицо, еще один в спину, да так глубоко, что кровь хлестала из него ручьем.

– Святой Иаков, приди к нам на помощь! Спаси нас из беды! – взмолился сенешаль.

Один из рыцарей, пронзив врага насквозь, обернулся к Жуанвилю. Лицо его заливала кровь – враг разрубил ему шлем, отрубил кончик носа.

– Сеньор, если вы позволите мне покинуть вас, не запятнав при этом своей чести, я могу привести помощь! Вижу неподалеку королевского брата Карла Анжуйского!

– Эрар де Сиверей, мой дорогой друг! Вы будете увенчаны самыми высокими почестями, если приведете помощь! – ответил сенешаль, цепляясь за храбрость своего