Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков Страница 6

кого могли, убили, достав копьями, затем спешились и вступили в бой с горожанами. Убивать плохо вооруженных было легко, и потому тамплиеры быстро разгромили врага, разобрали преграду, оттащив самые большие ее части – арбы – в сторону. Но они потеряли время. Мамлюки мчались за ними и по улице, и по крышам домов, непрерывно стреляли из луков. Дальше, у ворот, жители строили уже новую баррикаду. Соннак понял, что наступает конец, и, громко призвав Господа, повел рыцарей в последний бой. Он увидел, что в доме справа от него Роберт д'Артуа со своими рыцарями ведет бой с прорывающимися мамлюками.

Действительно, граф д'Артуа с группой рыцарей сумел выжить после первого массированного обстрела сарацинами и повернул к дороге, однако второй залп из луков перебил половину тех, кто еще оставался с ним. Конь графа был ранен – стрелы торчали у него из крупа и шеи. Из спины Роберта тоже возвышались две стрелы, но кольчуга его была добротной, с мелкими кольцами, потому наконечники причиняли лишь боль, впившись в кожу, но не проникли дальше.

Когда началось повальное бегство по единственной дороге, конь графа упал и забился в предсмертной судороге. Рыцари окружили своего сеньора, стали поднимать, в это время к ним подступили мамлюки и начался суровый неравный бой.

Бертран д'Атталь никогда и не представлял ничего более страшного и грандиозного, чем гибель сотен рыцарей под плотным обстрелом из луков. Вокруг него пали все, кто находился рядом. Лишь он чудом остался жив. Теперь, не отставая от графа д'Артуа, он прикрывал его, сражаясь с мамлюками. Атталя сбили с лошади и едва не пришибли булавой, но другие рыцари спасли его и подняли.

В хаосе боя на узком пространстве, живые стояли на телах погибших. Щиты били о щиты, мечи о сабли. Шли в дело булавы и ятаганы. Плющились от сокрушительных ударов шлемы, била кровь из перерезанных шей. В бешеной рубке не оставалось места ни словам, ни мыслям – лишь глухие удары, стоны и непрерывная, страшная смерть. Рыцари и мамлюки уничтожали друг друга, стоя так близко, что могли разобрать блеск в противоположных зрачках, если бы на это могло быть время.

Все меньше становилось рыцарей, все неумолимее напор сарацин. Роберт д'Артуа приказал отступать к воротам боковыми улочками, так как вся большая дорога заполнилась врагами. Граф, хромая из-за раненой левой голени, как мог, бежал, за ним поспешали выжившие рыцари. Их оставалось не более двух десятков.

Атталь бежал рядом со стариком Фуко де Мерлем. Старый рыцарь задыхался. Атталь подхватил его под руку, чтобы тот не упал. Сзади, сыпя проклятиями, их подталкивали другие рыцари. Вдруг сверху кто-то бросил горшок – и прямо на голову де Мерля. Старик давно сбросил шлем, теперь горшок так оглушил его, что он упал и не мог подняться. Атталь хотел его вытянуть, но позади наскочили рыцари, пиная Атталя, отбросили его в сторону, дабы он не загораживал проход. Фуко де Мерль приоткрыл глаза, залитые кровью из лба, рассеченного горшком, и слабым голосом попросил Атталя убегать. Бертран уже четко видел остервенелые лица мамлюков, неотступно следовавших за спасающимися крестоносцами, и побежал что было сил.

Улочка повернула в сторону, а дальше уперлась в грязный загаженный тупик. К нему выходила дверь одного из домов. Рыцари выбили дверь мечами и проникли внутрь. В доме пряталась семья из семи человек, включая женщин и детей.

Граф велел завалить заднюю дверь всем, что найдется в доме.

– Пьер де Куртенэ, Бертран д'Атталь, встаньте у той, главной двери, выходящей на улицу, следите, чтобы сюда никто не начал прорываться.

Жители дома в ужасе жались друг к другу. Рыцари не обращали на них никакого внимания.

– Так, господа! – сказал, тяжело переводя дух, Роберт д'Артуа. – Дело наше плохо. Не знаю, как, но надо пробраться к воротам. Пока мы здесь прячемся, надо осмотреть раны, перевязать, попить воды и идти на прорыв.

Рыцари угрюмо и обреченно смотрели исподлобья.

– Еще не все, друзья мои! – ободрял их граф, силясь вытащить из спины стрелы. – Мы живы пока, а значит, можем биться.

За задней дверью слышалась возня и десятки голосов сарацин, собирающихся ворваться в дом и покончить с горсткой христиан.

– Может быть, пора помолиться, ваше высочество? – тревожно спросил пикардийский рыцарь Рауль де Куси, сын знаменитого отца Ангеррана де Бове сеньора де Куси, соратника Филиппа Августа и Людовика VIII, участника войн с катарами.

– Рауль де Куси! – строго прикрикнул на него граф. – Нашей последней молитвой будет звон мечей. Не время распускать слюни. Господь и так знает, что мы его верные сыновья! Мы безгрешны потому, что бьемся во имя его, за нашу веру!

Как раз в этот момент мамлюки проломили все преграды и проникли в дом через заднюю дверь. Женщина-сарацинка бросилась к окну, выходящему на главную улицу, и открыла ставень. Она закричала на своем языке, что в доме христиане и гвардии султана надо поспешить сюда. Но на улице в тот момент собирались для последнего боя тамплиеры, и Гийом де Соннак, заглянув в окно, увидел там Роберта д'Артуа. Женщину сразу же убил один из рыцарей графа.

Начался такой же беспощадный и страшный бой, как и на улице. В доме, где в трех комнатах развернуться было негде, резали друг друга с беспредельной ненавистью крестоносцы и мамлюки. Граф д'Артуа сражался неистово, показывая остальным личный пример храбрости, вдохновляя, поддерживая. Все стены в доме забрызгала кровь. Кровь лилась по полу тягучими темными струями, которые быстро затаптывались сражающимися, а под упавшими растекались новые липкие красные ручьи.

Атталь и Пьер де Куртенэ, видя, что все меньше остается людей рядом с графом, бросили пост у двери и присоединились к Роберту д'Артуа. Упорно бились рыцари, как никогда им не приходилось в жизни биться. Но на место павшего сарацина заступали сразу трое, а на место погибшего крестоносца встать было некому. И тем не менее неимоверными усилиями рыцари под командованием Роберта д'Артуа перебили весь отряд сарацин, что неотступно следовал за ними. Несколько человек сбежали, чтобы привести помощь.

С графом осталось всего трое – Пьер де Куртене, раненый Рауль де Куси и Бертран д'Атталь. Бертран тяжело переводил взгляд с дверей на горы трупов – в доме их лежало не менее сотни, погибли и все жители дома, которых крестоносцы зарубили в пылу схватки.

Граф тяжело опустился на единственное место на полу, где не лежал мертвец. Он был обессилен и тихо сказал упавшим, полным обреченности голосом:

– Все, господа! Все!

Атталь, который почти ничего не соображал