Молчание между нами - Джоанна Хо Страница 20

Я замираю и пытаюсь сообразить, что мне делать. Зачем он пришел? У меня перед глазами встает его спальня, потом – лицо его отца. Я не хочу с ним говорить.

Джош замечает меня и поспешно направляется в мою сторону. Меня охватывает паника; я разворачиваюсь и иду прочь. Пытаюсь сбежать, будто ребенок. Я мысленно бью себя по лбу, но не останавливаюсь.

– Мэй, подожди! – Он окликает меня, совершенно не заботясь о том, кто нас услышит. Все вокруг с интересом наблюдают за разворачивающейся драмой. Я прячусь в узком проходе между корпусами английского и истории. Здания расположены так близко, что почти соприкасаются крышами. Я будто стою в темном коридоре. Здесь никого нет.

Я замедляю шаг, делаю глубокий вдох и разворачиваюсь в тот самый момент, когда Джош настигает меня и чуть не сбивает с ног. Он рефлекторно удерживает меня двумя руками. Я замираю, и он опускает взгляд. Убирает руки, вытирает их о джинсы.

– Прости, Мэй. Я не хотел тебя хватать, это было нечаянно.

Мы смотрим друг на друга в неловком молчании. В голове у меня – беспорядочная мешанина без начала и конца. Это тот самый парень, который писал мне смешные записки на уроках. Я скучаю по его шуткам, по нашим улыбкам. Потом я вспоминаю его дыхание у меня на лице. Он просто хотел помочь, но меня все равно пробирает неприятная дрожь. В голове звучит голос его отца: «Какой-то мальчик-азиат бросился под поезд, получив приглашение в Принстон». У меня перехватывает дыхание.

– Мэй, я… Я даже не знаю, что сказать. Прости за то, что наговорил папа. И прости за ту вечеринку. Я не… Ты же знаешь, я… Я ничего такого не имел в виду. – Он закрывает глаза и потирает затылок.

Я почему-то вспоминаю Марка. Как яростно он смотрел на Джоша в тот вечер. Как уютно было моей голове под его ключицей.

Погрузившись в свои мысли, я совсем забываю ответить. Осознав, что я стою и молча пялюсь на Джоша, я беспомощно открываю и закрываю рот, пытаясь подыскать слова. Но ничего не выходит, и Джош продолжает говорить.

– Мне просто… хотелось бы, чтобы между нами все было как раньше. Как до вечеринки. И до всего остального.

Было бы неплохо. Я бы тоже хотела, чтобы все было как раньше. В груди у меня начинает разгораться пламя ярости.

– Мэй? – осторожно спрашивает Джош. – Я не знаю, о чем ты думаешь. Я просто решил сказать тебе, что мне очень жаль.

Пламя затихает, и я слегка успокаиваюсь. На вечеринке Джош просто пытался мне помочь. Он – не его отец.

– Все норма… – начинаю говорить я.

– Йо, Джей-Мак! – Джоша окликает высоченный белый парень из футбольной команды. – Я видел письмо твоего папы в «Еженедельнике»! Он крут!

На щеках Джоша вспыхивает румянец, и он кричит:

– Да заткнись ты, Эван!

Эван замечает меня.

– Ой, блин… – Он уходит, гогоча себе под нос.

Я судорожно вытаскиваю из заднего кармана телефон (хорошо, что он там, а не где-то в глубинах рюкзака) и открываю сайт «Еженедельника». Прокрутив страницу, я нахожу заголовок со словами: «Натаниэль Макинтайр отвечает на…», – и тут Джош выхватывает телефон у меня из рук.

– Какого черта, Джош? Верни немедленно!

– Не читай это, Мэй.

– Не указывай мне, что делать. Дай сюда. – Я протягиваю руку. – Ты что собрался делать? Хочешь украсть мой телефон? Я все равно это прочту.

Джош неохотно возвращает мне телефон с мучительным выражением на лице.

– Мэй, я с ним не согласен. Пожалуйста, поверь, я так не думаю.

Я едва его слышу. Во мне полыхает пожар. Но под яростью скрываются волнение и страх. Я хватаю телефон, отворачиваюсь, чтобы Джош не видел моего лица, и, борясь с дрожью в руках, начинаю читать.

НАТАНИЭЛЬ МАКИНТАЙР ОТВЕЧАЕТ НА ОБВИНЕНИЯ В РАСИЗМЕ

Неделю назад на страницах этой газеты меня обвинили в расизме за мои слова о психически нестабильном подростке азиатского происхождения, который покончил жизнь самоубийством. Позвольте сказать прямо: я не расист.

Если кому-то хочется меня обвинить, обвиняйте в том, что я любящий, заботливый отец. Я переживаю о своем сыне. Он находится под значительно большим давлением, чем я в его возрасте, а ведь я был лучшим выпускником элитной частной школы на восточном побережье. Я стал одним из крупнейших венчурных инвесторов Кремниевой долины благодаря упорному труду и готовности многим пожертвовать. Я хорошо знаком с безжалостным миром предпринимательства, я видел, как молодые стартапы поднимаются и терпят крах, я не понаслышке знаком с поражением и с упорством, но я никогда не встречал такой жестокой конкуренции, как в школах в Секвойя-Парк.

Культура нашего городка изменилась. Достаточно взглянуть на историю Дэнни Чэня, мальчика-азиата, совершившего самоубийство на железной дороге прошлой весной. Все в один голос утверждают, что он пользовался популярностью среди сверстников, был одним из капитанов баскетбольной команды. Его приняли в Принстонский университет. Его жизнь складывалась превосходно, но он все равно решил покончить с собой. Встает вопрос: почему?

Ни для кого не секрет, что самопровозглашенные мамы-тигрицы[32] много внимания уделяют учебе и сильно давят на своих детей. Чем больше азиатов к нам переезжает, тем сильнее возрастает конкуренция в школах. Дэнни стал пятым учеником, покончившим с собой за последние полтора года. Разве наши дети смогут добиться успеха в обстановке, где даже Принстон недостаточно хорош? Как они могут состязаться с детьми-азиатами?

Эти опасения не делают меня расистом. Напротив, я восхищаюсь азиатским сообществом. Среди моих друзей и коллег много азиатов. Я не раз ездил в Азию как по работе, так и для удовольствия. Я хорошо знаком с их культурой. То, о чем я пишу, – не расизм, а реальность.

Я хочу жить в мире, который даст моему сыну шанс.

Я потрясен выдвинутыми против меня обвинениями. Репутацию, над которой я работал всю жизнь, втоптали в грязь. Пострадал мой бизнес. И все же я глубоко скорблю о потере семьи Чэнь. Я надеюсь, что Мэйбелин Чэнь получит профессиональную помощь, в которой она явно нуждается.

Я читаю написанное один раз, второй, третий. С каждым разом пламя полыхает все сильнее. Я думаю о родителях, и мое сердце обращается в жгучий уголек. Я перечитываю письмо в четвертый раз и резко поворачиваюсь к Джошу.

– Как. Ты. Мог? – цежу я сквозь сжатые зубы.

– Что? Как я мог что? Оно ужасно, я знаю, но это же не я написал.

– Как ты позволил ему это написать? Как позволил опубликовать? – Дальним уголком сознания я понимаю, что это не совсем справедливо, но мне все равно.

– В каком смысле? Разве я мог ему помешать? Он же мой папа. Я даже не знал, что он отправил это письмо, пока не прочел в газете. Я надеялся, что ты не увидишь.

– Думаешь, оно исчезнет, если я не прочитаю газету? – Я машу телефоном у него перед лицом. – Ты слышал, что сказал твой отец на собрании. И что все остальные расисты наговорили обо мне и моих родителях. О моем брате.

Джош делает шаг назад, не выдерживая напора моих слов.

– Погоди, Мэй. Я знаю, они причинили тебе боль, и мне очень жаль. Но они не расисты. Просто они не подумали. На самом деле они хорошие люди.

– Ха! – Возглас срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю его остановить. – Для тебя – хорошие, не сомневаюсь. Но ты не можешь всерьез утверждать, что они не расисты. – Я делаю шаг к нему. – Твой отец думает, что тебе тяжело придется в жизни? Да вы издеваетесь! Тебе легче, чем кому бы то ни было в этой школе. Тебе легче, чем большинству людей в мире. У тебя не просто есть шанс – у тебя есть ступенька, чтобы подняться к хорошей жизни. Да что там ступенька. Целая пожарная лестница, и вся пожарная часть старается приподнять ее повыше.

– Это неправда, Мэй. Я