Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков Страница 14

Сарацины ринулись дружно – пешие и конные, без всякой команды стреляя из луков, кто когда хочет. Гийом де Дампьер дал команду, и вверенные ему стрелки произвели большое опустошение среди наступающих. Те, кто добрался до ограды, повисли мертвые на копьях. Еще один наступ, и снова стрелы и арбалетные болты крестоносцев пригвоздили к песчаной земле несколько десятков врагов. Кони сарацинских всадников вставали на дыбы перед рядом копий, сбрасывали седоков. А те всадники, кто вовремя не останавливал коней, падали вместе с несчастными животными, чьи животы были вспороты.

Сенешаль Жан де Жуанвиль, возглавивший всех людей из Шампани, держался позади отряда графа Фландрского. Сам он и почти все его рыцари жестоко страдали от ран предыдущего боя и очень надеялись, что до них в этот день дело не дойдет. Жуанвиль, видя, как плотно и бессмысленно атакуют сарацины участок обороны графа, велел своим стрелкам бить навесом, чтобы нанести еще больший урон противнику. Шквал стрел косил сарацин в безумных количествах. Эмиры гнали воинов на убой, стараясь выделиться перед Бейбарсом, но люди отказались идти на верную смерть. Очередная волна атакующих остановилась, предчувствуя, что сейчас их снова плотно обстреляют, и побежала назад. Тогда-то Гийом де Дампьер, вопреки всем запретам короля, бросился в погоню. Копейщики и конные рыцари по главе с самим молодым графом, словно львы, изображенные на гербе, напали на стадо животных.

Средний брат короля – Альфонс де Пуатье по собственному желанию возглавил обширный участок на правом фланге. Он не присутствовал при взятии Дамиетты, не отличился в стычках при движении к Мансуре и в бою у нее не показал ничего выдающегося. И хоть по складу характера он не был таким воинственным, как Роберт д'Артуа, или Карл Анжуйский, или даже сам Людовик, но не желал отставать от братьев, хотел, чтобы и его в семье хвалили за храбрость, а вассалы уважали не только по праву сеньора. Много рыцарей из Пуатье и Тулузы погибли три дня назад, и когда король сказал, что отныне рыцарей следует беречь, граф сразу отказался от них, предпочтя возглавить большой отряд копейщиков. Альфонс де Пуатье один восседал на коне, привлекая собой и своим гербом, где сочетались французские лилии и кастильские замки, внимание сарацин. Пусть попробуют одолеть графа!

И вновь в прорыв пошли метатели «греческого огня». Пара десятков огненных горшков сразу опрокинули ряды крестоносцев – ограда горела, люди полыхали или разбегались. Дополнительно обстреляв позицию христиан из луков и перебив сразу не менее сотни, в брешь помчались всадники сарацин и их пехота. Граф де Пуатье даже не успел понять, каким образом десять шеренг воинов, стоявших перед ним, перестали существовать – кто погиб, кто бежал от огня, и он остался один на один с сарацинами, приблизившимися на расстояние двух вытянутых рук. Альфонс де Пуатье успел подумать, как глупо заканчивается жизнь и, самое главное, – где? – черт знает в каких Богом забытых землях. Он взмахнул булавой, размозжив голову первому мамлюку, схватившему его коня под уздцы. Но уже со всех сторон враги обступили графа, вцепившись в его плащ, ноги, повиснув на шее. Они стаскивали его с коня, чтобы уволочь в плен. Граф сопротивлялся что было сил, но в топфхельме дышать-то стало тяжело, не то чтобы увидеть через смотровую щель, кого и куда стукнуть кулаком в латной перчатке.

Обозники, рыцарские слуги, кузнецы, находившиеся в лагере, увидев, что граф де Пуатье будет вот-вот унесен, вооружившись чем попало, ватагой бросились на сарацин, показывая пример людям исключительно военным, как надо не бояться противника. Во врага кидали комья земли, самые смелые, подбежав близко, били по головам сарацин корзинами или железными прутьями – у кого что было. Копейщики воспользовались кратким замешательством врага и, собравшись, атаковали, чтобы освободить графа. Большие щиты крестоносцев таранным ударом сбили сарацин с ног. Альфонс де Пуатье упал на землю, его едва не затоптали и свои и чужие. Он протягивал руки, чтобы ему помогли подняться, сам бил кулаком сарацин по ногам, кому-то его удар в колено выбил чашечку, и противник свалился, как подкошенный, прямо на графа. Еле-еле удалось поднять Альфонса де Пуатье. Копейщики сомкнули ряды и вытеснили всех сарацин с позиции.

Жосеран де Брансон – самый опытный из воинов Христа в армии Людовика, поучаствовавший в тридцати шести сражениях, занимал крайнее положение за графом де Пуатье, ближе к реке. Потеряв коней в предыдущей битве, его рыцари бились пешими вперемешку с копейщиками. На коне были только он и его юный сын Генрих. Отряд его – немногочисленный, но хорошо обученный, стойкий, отражал яростные атаки сарацин. Видя, как горстка крестоносцев мужественно бьется и постепенно тает, из-за реки, расположившись на берегу, лучники и арбалетчики под командованием Генриха де Сона – рыцаря из свиты герцога Бургундского – стали прицельно обстреливать фланг наступающего противника, чтобы до людей Брансона добралось как можно меньше воинов. Вскоре весь берег у позиции Брансона и вода в канале были завалены трупами сарацин, утыканных стрелами.

Жосеран де Брансон, хоть и служил судебным приставом Бургундии, слыл храбрецом неспроста. Его хватало всюду – и поддержать своих людей у ограды, и, видя, как они поддаются под напором противника, выскочить одному на коне, порубить нескольких сарацин, наводя среди остальных переполох, а потом быстро вновь уйти за ограду. Рыцари Брансона с тремя золотыми волнистыми полосами на лазурном поле в гербе, гибли, но не поддавались врагу. Жосеран хотел, чтобы его сын Генрих вырос таким же храбрым, как и он, потому паренек должен был видеть самые страшные моменты боя воочию – как отрубают руки, пронзают насквозь тела, вываливаются внутренности из вспоротых животов, перерезают горло. Юный Генрих смотрел с высоты своего коня на резню раскрытыми от ужаса глазами, но не отводил взгляд – отец настрого запретил. Жосеран де Брансон получил много ран – копья, мечи, топоры, булавы не оставляли его без внимания, но упорно, превозмогая боль, бледнея от потери крови, но держась, Жосеран де Брансон вновь и вновь выскакивал за ограду, чтобы поразить очередного мамлюка или бедуина. Двенадцать из двадцати его рыцарей уже отдали Богу свои души, пехотинцев осталось всего-то несколько человек, но неутомимый бургундец продолжал вести бой.

И вот наконец побежали сарацины.

Это произошло не везде, но сначала на фланге графа Анжуйского король с рыцарями и людьми своего брата повел неудержимую контратаку, опрокидывая, топча и уничтожая всех сарацин, кто встречался им. Потом госпитальеры, защитив позицию погибших