Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков Страница 13

Пламя охватило как крестоносцев, так и сарацин. От него не спасали ни щиты, ни доспехи. Начался хаос. Обожженные сарацины рванулись вперед, прямо на мечи и копья крестоносцев, и массово гибли. Христиане метались между сарацинами. Все скрещивали мечи в дыму и огне, падали, давя друг друга, сверху и своих и чужих били копытами обезумевшие от страха кони. Капли разлетевшегося огня попали в королевского коня, обожгли ему бок, он шарахнулся, и Людовик еле удержался в седле. К королю сразу потянулись сарацины, чтобы пленить. Но Жан и Эрар де Валери были начеку и порубили противника. Филипп де Нантей и Матьё де Марли подскакали к Карлу Анжуйскому и закрыли раненого графа щитами, уводя его коня в тыл.

Рядом с позицией Карла Анжуйского держали оборону рыцари из Сирии и Кипра под общим командованием кипрского коннетабля Ги д'Ибелина. Свежие, не участвовавшие в боях три дня назад, эти воины рвались в бой, но подчинялись дисциплине и строгим приказам коннетабля. Кипрские рыцари, восхищавшиеся Людовиком Французским, очень хотели выделиться. И выделились, но не лихой атакой, а упорной глухой обороной. Рядом с ними стоял насмерть Гоше де Шатильон со своим небольшим отрядом. Он один из четырех членов рода, отправившихся в поход, дожил до этого дня и потому считал долгом показать чудеса храбрости, как если бы остальные трое – Гуго де Шатильон, Аршамбо де Дампьер и Гоше де Шатильон-Отреш стояли рядом с ним плечо к плечу.

Сарацины берегли горшки с «греческим огнем» – их в армии было не в изобилии, поэтому применяли не против всех крестоносцев, а на отдельных участках, для создания прорыва. Против киприотов, сирийских сеньоров и Гоше де Шатильона сарацины сражались без своего страшного оружия, по-простому – щит к щиту, меч к мечу, копье против копья. Арбалетчики и лучники укладывали сарацин плотным слоем, стреляя сначала в упор, а потом из-за спины рыцарей и копейщиков. Не терпелось кипрским рыцарям с сенешалем Бодуэном д'Ибелином, братом коннетабля Ги, пойти в контратаку, надоело стоять в строю и, упираясь ногой и щитом, сдерживать поток врага. Ги видел, как злится его брат, а вражеские всадники стреляют в них со стороны, но, чертыхаясь, брызгая слюной из-под круглого шлема с бармицами, кричал, чтобы никто не смел покидать строй.

Далее, за Шатильоном, стояли последние тамплиеры в войске короля. Вместе с французским магистром Рено де Вишье и его несколькими рыцарями – пять рыцарей Великого магистра Гийома де Соннака, он сам, орденские арбалетчики, копейщики, вооруженные слуги – всего не более пятидесяти человек. Белые сюрко и плащи с красными восьмиконечными крестами – одни из главных объектов ненависти и страха у мусульман на Востоке – сразу привлекли внимание Бейбарса. Его мамлюки убили почти всех тамплиеров в Мансуре, теперь он хотел покончить с ними окончательно. Против Гийома де Соннака он отправил метателей «греческого огня».

Великий магистр, осознавая слабость своего маленького отряда, выставил перед собой остатки разобранных катапульт, чтобы из-за этой преграды действовать исключительно стрелками. Но массивные бревна оказались бесполезными против огня. Первые же горшки, вылетевшие из-за больших бамбуковых щитов, охватили пламенем всю защитную конструкцию. Лучники сарацин обрушили дождь стрел. Тамплиеры, закрывшись щитами, выдержали его, но из-за огня, перескакивая горящее дерево, на всем скаку в них врезалась сарацинская конница.

Накануне битвы Соннак вспоминал всех магистров ордена Христа и Храма, погибших в битвах с сарацинами, – Бернар де Трамбле, Жерар де Ридфор, Роберт де Сабле, Арман де Перигор, Ришар де Бюр. Пятеро из восемнадцати магистров со времен основания ордена – не так уж и много, учитывая постоянные войны. Мучимый раной, он знал, что не переживет следующего сражения и присоединится к списку шестым. Сдержанный и осмотрительный, он принял руководство орденом в тяжелое для него время после катастрофического поражения при Форбии. Рыцарь из Руэрга, всю жизнь прослуживший тамплиером в Аквитании, по странной воле судьбы был неожиданно избран магистром, почти сразу после прибытия в Святую землю. Хотя он был больше дипломатом, чем полководцем, Соннаку пришлось стать именно полководцем и оставаться им до последних своих минут.

Тамплиеры мужественно встретили сарацин. Скрестились мечи. Красные восьмиугольные кресты на щитах с треском потеснили арабскую вязь на щитах с другой стороны.

– Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу! – выкрикнул Гийом де Соннак девиз тамплиеров. И это были последние слова в его жизни.

Один глаз и голову магистра перебинтовали перед боем, надевать горшковый шлем ему показалось неудобным, поэтому Соннак остался в кольчужном капюшоне. В незащищенное лицо с размаху ударило копье вражеского всадника, проткнув единственный глаз, повредив мозг. Магистр выпал из седла. Тьма, окрашенная красными всполохами, объяла его. Один всполох казался ярче, превращался в человеческую фигуру с длинными волосами, протягивающую к нему руки. Соннак обрывком последней мысли угадал в ней Христа. Бившая фонтанчиком кровь из глаза магистра исчезла под копытом сарацинского коня, наступившего на поверженного врага.

Тамплиеров разметали в разные стороны, но никто не попытался бежать. Стойко умерли и арбалетчики, и копейщики, много лет служившие в Святой земле, не обесчестили себя и прислужники, погибшие с именем Господа на устах. Вскоре Рено де Вишье с тремя рыцарями остались единственными живыми, и их бы убили, если бы не спасли госпитальеры Жана де Роне, стоявшие в резерве. Вечные соперники, они сразу же забыли разногласия перед лицом смерти. Накануне Жан де Роне доказывал королю, что бессмысленно ставить у ограды маленький отряд тамплиеров, ведь госпитальеров много больше – они точно не прогнутся под ударом врага. Но Соннак настоял на своем – мол, негоже тамплиерам, всегда бившимся в первых рядах войска Христа, стоять в тылу. Людовик рассудил, что лучше иметь хороший резерв, чем и госпитальеров поставить во главе обороны. И вот стремительный натиск госпитальеров ликвидировал прорыв, спас четырех тамплиеров, уничтожил всех сарацин, что зашли за пылающую ограду.

Далее шел строй воинов и рыцарей, на гербах которых на золотом поле черные львы, идущие на задних лапах. Граф Фландрский хоть и понес большие потери в первой битве при Мансуре, но не хотел допустить, чтобы кто-то мог взять себе славу, в то время как он ждал бы в резерве. Он выставил копейщиков фалангой, чтобы враг не смог пробиться за стену щитов, ощетинившихся копьями, а за ними поставил арбалетчиков и лучников, потом