Иночас - Ив Макдоннелл Страница 3

Они исчезли так же быстро, как появились. Гогоча, скрылись и бросили Спицу лежать на дороге, словно ворох старой одежды. Тот с трудом поднялся и выбрался обратно на берег. Сорока осталась сидеть на стене, склонив голову на бок.

– Ничегошеньки не получилось сказать, чтоб их остановить, – пробормотал Спица, удрученно опустив голову. Почему он не мог просто ответить, когда к нему обращались? После отъезда отца слова намертво застревали у мальчика в горле.

Они не ошиблись: он и правда словно язык проглотил.

Спица крепко сжал, а потом расправил голые пальцы ног, касаясь ими ледяной гальки.

– Одиннадцать, – сказал он, пряча ладони под мышки, теперь эти безобразные случаи больше нельзя было пересчитать по пальцам. – Это ж они уже одиннадцатый раз так со мной, слышь, как Па уехал. – Спица взглянул на ворону. Она замерла в неудобной, угловатой позе: растопыренные крылья, сжатые когти, птица как будто стояла на хрупких яичных скорлупках и боялась пошевелиться, чтоб не раздавить их, а на самом деле – не потревожить еще больше и без того расстроенного мальчика.

– Я справлюся, ну.

Сорока тихонько положила в ладонь Спицы подарок в виде нескольких блестящих жуков.

Тот убрал их в серебряную коробочку.

– Всего восемь. Кажись, хватит, – сказал он, его голос постепенно перестал дрожать. Мальчик начал уже успокаиваться, как вдруг, пряча коробочку в свой заплечный мешок, ощутил острую боль в ноге.

– ОЙ! – Спица схватился за лодыжку и принялся прыгать по кругу. Он остановился только тогда, когда Сорока, глядя на него, вопросительно склонила голову набок.

– Нет! Дела мои НЕ в порядке! Этот подлец пырнул меня ножом, вот что, – кричал Спица. – Чую, нога искромсана в ошметки. И мама еще по шее надает, – добавил он, представляя, как мама грозит пальцем, показывая на его босые ноги. Он бросил заплечный мешок на замерзшую грязь и бухнулся сверху, не заботясь о хрупком содержимом. Уверенный, что увидит кровь, он оторвал полоску серой хлопковой ткани от рубашки снизу и устроил правую ступню на левом бедре. Взмахнув крыльями, Сорока приземлилась на выставленное колено.

– Болит вот тута, Сорока. Глянь, – прошептал он и, не веря глазам, потер подошву обрывком. – Ни царапинки!

Однако на загрубевшей коже ступни раздувался приличный пузырь. Сорока положила клюв на руку Спицы, как бы обнимая его.

– Это ж волдырь.

Мальчик принялся ползать на четвереньках по берегу с птицей на плече, исследуя промерзший ил и гальку вокруг.

Он первым заметил его.

Маленький треугольник металла с неровными краями, который выплыл на поверхность будто за глотком воздуха. Одному богу известно, сколько он пролежал там, лишенный движения, упрятанный поглубже, затоптанный чайками и омытый приливами и отливами. Это была особенная находка. Спица осторожно коснулся ее и тут же отдернул руку, сморщившись. Он сунул кончик пальца в рот, несмотря на покрывавшую его грязь, и второй рукой быстро указал на металлический осколок, сделав предупреждающий жест вороне.

Треугольник был раскаленный, как только что из адской печи.

* * *

Подумать только!

Он жил на свете уже двенадцать лет и даже не подозревал о существовании горячих сокровищ! С помощью камней он подцепил осколок металла и переложил на обрывок рубашки, щурясь на выгравированные на нем буквы, а потом завязал края лоскута наподобие котомки и поднял его высоко над головой. Редкость, небось? Такая же, как то, что приносил домой Па? Порой его находки были настолько редкими и ценными, что Па стоило просто потереть их пальцем – и те уже готовы отправиться к маме на прилавок. Без малейших переделок. Но это? Горячее сокровище?

Спица стал осматривать гальку и ил под ногами в надежде найти еще что-нибудь особенное, он медленно поворачивался вокруг своей оси и постепенно расширял круг поиска. Кое-что бросилось ему в глаза: если он щурился, берег казался огромной простыней из серого инея. Но на ней в некоторых местах виднелись небольшие округлые пятна завораживающего голубого цвета, всего четыре. Самое ближнее к Спице находилось справа, в нескольких ярдах [1]от его ног и всего в паре дюймов [2]от кромки воды. Хромая, Спица бросился к нему, но, оробев, остановился, не доходя двух шагов, а потом присел на корточки.

– Сорока! Ты тока погляди!

Сорока подлетела поближе.

– Смотри. Похоже, как ктой-то оторвал от неба кусочек и уронил к нам на землю.

Сорока величественно прошествовала к загадочной проталине и обошла вокруг нее.

– Ну в тебе чего, нету ни капельки поэзии? Ты что ли не видишь всей этой красоты?

Перед ними была ямка с водой. Поверхность не покрыта льдом и гладкая, как зеркало. В ней без единого изъяна отражалась небесная лазурь.

У края лужицы Сорока расправила крылья.

– Стой! Ты чего?!

Но та, не слушая, уже вошла в воду. Она погрузилась по брюшко, а потом опустила в лужу хвост и взмахнула крыльями.

– Ну-ну, самый подходящий денек для купания нашла, дурища!

Спица подобрался поближе и сунул в воду палец.

– Что? – воскликнул он и запустил в лужу уже обе ладони. – Тепленько, ишь ты! Да! Оно точно тута, Сорока, еще одно горячее сокровище. Это оно растопило лед!

Мальчик принялся вычерпывать воду пригоршнями, пока наконец не добрался до того, что искал. Перед ним лежал неровный кусок металла, на этот раз более внушительных размеров, на нем легко было разобрать четкие буквы таинственного послания.

Потом он скакал от одной голубой лужи к другой, собирая фрагменты, и вскоре в его хлопковом узелке уже лежали пять кусков горячего сокровища. Держа ценный груз перед собой, как морковку перед осликом, он помчался с ним назад к Петельному мосту.

Там, с узелком в зубах, Спица оглянулся, проверяя, не видит ли его кто, и быстро полез по каменным плитам моста между первой и второй арками. Очутившись над черными водами реки Идейки, мальчик обнаружил, что плоские гранитные блоки очень скользкие, поэтому он шепотом призвал свои руки и ноги к осторожности. Прямо над второй аркой, в том месте, где он едва не задевал головой балку, поддерживающую дорожное полотно, Спица полез в щель немногим шире его собственного тела.

Этот лаз, незаметный сверху, образовался потому, что в конструкции моста не хватало одного каменного блока. При строительстве его отсутствию никто не придал значения, ведь какой смысл делать то, чего никто все равно не увидит? Так что оставивший лазейку строитель был умным, прямо как Па. Но Па был настолько умным, что его услуги понадобились кому-то далеко-далеко от дома. Даже слишком далеко. Папа отсутствовал так долго,