Не навреди ему - Джек Джордан Страница 12

А на подъездной дорожке замираю. Стоит мне сесть в машину, как начнет тикать трекер, отслеживая каждый мой шаг. Они уже видели, как я открыла дверь и выбежала на улицу. Что бы я ни сделала или ни сказала, это не ускользнет от их неусыпного внимания. Я даже не знаю, где их искать. Я закрываю лицо руками.

Я не справляюсь. Я даже не понимаю, что делаю.

Мишка вышел за мной на улицу; я слышу, как его когти стучат по подъездной дорожке, а нос обнюхивает газон. В темноте раздается скрип, и я резко поворачиваю голову на звук.

Дверь дома Полы распахнута. Ключ в замке, там, где я его и оставила, по крыльцу разбросаны комья земли, лавровое дерево лежит на боку.

Скоро мне позвонит из Австралии ее дочь, чтобы узнать, как ее мама, почему не подходит к телефону. Утром люди с собаками, которые ходят через наш переулок в лес, пройдут мимо ее дома и увидят, что дверь раскачивается на петлях, а на крыльце беспорядок. Они позвонят в полицию, решив, что это ограбление, полицейские приедут проверять дом.

И найдут везде мои отпечатки.

Я делаю большой глоток холодного ночного воздуха и вытираю щеки. Если я хочу вернуть своего сына, нужно убраться на крыльце и создать впечатление, что все в порядке.

Я должна сделать вид, что не было никакого похищения.

Анна

Остается 27 часов

Пятница, 5 апреля 2019 года, 07:19

Я не спала ни секунды.

Сижу за своим столом в больнице и смотрю на свое отражение в стекле рамки для фотографий. От стресса я постарела за последние двенадцать часов на двенадцать лет.

Кожа у меня посерела, щеки кажутся впавшими из-за теней, залегших под скулами. Перед тем как начать убираться в доме Полы, я стянула волосы в скособоченный хвост. Снимаю резинку и распускаю волосы.

Я убиралась до рассвета. Сначала в доме Полы, потом в своем. В темноте подмела ступеньки крыльца, пропылесосила ковер в прихожей и в гостиной, высыпала содержимое пылесборника в пакет для мусора, потом прошла везде, где побывала раньше, протерла каждую ручку, каждую поверхность, которой касалась. У себя в гостиной я терла кровавые пятна на ковре, пока губка не покрылась розовой пеной, а ноздри у меня не начало щипать от запаха пятновыводителя.

У меня на столе раскрыта медкарта Ахмеда Шабира. Перед тем как поехать в больницу, я только заехала на заправку, чтобы купить сегодняшних газет, и с тех пор пытаюсь понять, как человек, которого мне приказано убить, оказался замешан в таком темном деле. Сначала я думала забить его имя в поисковик, но потом вспомнила, что полиция может отследить такие вещи.

Я все это время действую так, как будто собираюсь сделать то, что приказано.

Но я не стану этого делать, конечно нет.

Шабир появляется едва ли не на каждой передовице: левые газеты пишут о нем как о нашей единственной надежде; правые разносят в пух и прах. Судя по тому, что я читаю, Ахмед пользуется популярностью у прессы благодаря своей кампании по ужесточению мер против наркотрафика в Лондоне. Рэдвуд раньше служил воротами в сердце Лондона для наркоторговцев, но крестовый поход Шабира и последовавшее за этим ужесточение законодательства привело к тому, что многие, кто был связан с наркотиками, сели в тюрьму. Сейчас он обещает применить те же методы на общегосударственном уровне, если возглавит партию, в результате чего количество уголовных преступлений должно резко сократиться.

Так дело в наркотиках? Все это происходит с нами из-за наркотиков?

Я, наверное, оказалась идеальной мишенью для похитителей. Только что осталась одна с ребенком, живу в Рэдвуде всего год, все наши друзья и родственники остались в Лондоне. Наш дом стоит в пустынном переулке, куда редко забредают случайные прохожие, и слишком далеко от других домов на улице, чтобы кто-то мог что-то услышать. Они забрали Зака накануне запланированной заранее двухнедельной поездки, во время пасхальных каникул, когда дети не ходят в школу и их отсутствие нельзя заметить. Адам как раз уехал в командировку, и я была совершенна одна, если не считать соседки Полы, вдовы, единственные родственники которой живут на другом конце света.

Все было продумано до мелочей. Похитители знают все о моей жизни, моем расписании, моих близких. Они, видимо, следили за нами несколько недель.

Я вспоминаю, как познакомилась с мистером Шабиром: теплая, располагающая улыбка, иссиня-черные волосы, седеющие на висках, спокойный, умиротворяющий голос. Он сидел напротив меня в этом самом кабинете, сцепив руки на колене, кивая, пока я разъясняла ход операции, как будто речь шла совсем не о том, чтобы распилить ему грудную клетку и разрезать сердце. Ничто не предвещало того, что произойдет потом.

Если бы он выбрал другую больницу, нам бы не пришлось через это пройти. Но Ахмед твердо решил: если просочатся слухи об операции, он хочет, чтобы все знали, что он доверяет государственной больнице своего города, а не прячется в частной клинике. Он не хотел потерять голоса рабочего класса.

Я тяжело вздыхаю и опускаю подбородок на кулак. Вся эта информация о пациенте только усугубила мое положение. Я втайне надеялась, что что-нибудь докажет мне, какой он плохой человек, чтобы не так сложно было его убивать.

Перестань. Ты и не станешь его убивать.

Должен быть способ рассказать все полиции, чтобы об этом не узнали похитители. Если оставить телефон в кабинете и поехать в полицию на такси или пойти пешком, они ведь не смогут меня отследить, правда?

Потом я вспоминаю красивое лицо Зака, его светлые волосы, на которых загораются янтарные искры в лучах солнца, его припухшие глаза, когда он только проснулся и залезает ко мне в постель, чтобы пообниматься.

Но что, если я смогу его вернуть, только убив Шабира?

Я закрываю лицо руками и пытаюсь взвесить все варианты, мысленно заставляя себя совершить то одно жуткое действие, то другое. И каждый раз я оказываюсь не в силах постичь чудовищность последствий.

Либо я следую данной клятве – и убиваю своего сына.

Либо я спасаю Зака – и убиваю невиновного человека.

Я делаю глубокий вдох и запускаю пальцы в немытые волосы, чувствуя, как на ладонях остается легкий слой жира. На меня смотрит фотография Зака, гордо возвышаясь на столе передо мной. Я кладу ее лицом вниз. Мне не следует думать об этом с позиции матери. Я должна рассмотреть каждый из вариантов как врач и расставить приоритеты.

В чрезвычайных ситуациях иногда приходится выбирать, кому из пациентов сохранить жизнь. Врач, которому поставили такой ультиматум, должен оценить ситуацию статистически, чтобы понять, у кого из пациентов больше шансов на выживание. То, чем руководствуются,