Лотос и ветер - Джон Мастерс Страница 53

Джагбир воскликнул: «Нет. Мы сражаемся вместе. У нас четыре винтовки».

«Нет, нет… сохраните наши образцы… Оборудование… Карши!»

Она рванулась прочь, и пони Муралева помчался за ней. Джагбир с проклятиями погнал ослов на восток. Ветер выл и забивал песком их правое ухо. Робин подумала, что Джагбир прав, нам следовало держаться вместе. Турецкие бандиты слыли трусами, которые никогда не переходили в атаку, если им оказывали сопротивление. Но Муралевы ушли. Женщине просто хотелось проехаться галопом инемного острых ощущений. Он мог бы заглянуть в их ложи, прежде чем доберется до Карши. В них может быть что-то важное.

С подветренной стороны невысокой скальной гряды Джагбир остановил ослов. Все они опустили головы, как люди, так и животные, повернулись спиной к буре и замерли. Бандиты не появились из темноты, и через десять минут они двинулись дальше. Робин проехал сотню ярдов впереди, вглядываясь в темноту с подветренной стороны воспаленными глазами. Однажды в трехстах ярдах от нас проехал всадник с винтовкой в руке и исчез. Еще дальше кто-то выстрелил из винтовки. Появился еще один всадник; при выстреле он ударил пятками своего коня, развернулся и поскакал на звук, поднимая пыль вокруг себя. Это, должно быть, стреляли Муралевы. Эта женщина была умна.

Еще час они ежеминутно ожидали, что из пыли на них выскочат всадники. Нервы Робина были напряжены до предела. Прошлой ночью он решил остаться с Питером Муралевым, что бы там ни говорил об этом здравый смысл, а теперь Муралев ушел. Многое могло произойти, прежде чем они все снова встретятся в Карши.

Над пылью появилось медное небо. Танцующие облака уносило ветром. Пустыня медленно простиралась все дальше и дальше перед их глазами, и было градусов на двадцать прохладнее. Робин остановил машину и огляделся по сторонам, но никого не увидел. «Пошли. — Нам нужно попасть в Карши сегодня вечером.

* * *

Пока они ждали в переполненном караван-сарае в Карши, а часы шли, его нервозность возрастала. В ту ночь Муралевы не пришли, ни на следующий день, ни на следующую ночь, ни на третий день. На третий вечер из Бухары прибыл небольшой караван. Погонщики верблюдов не видели ни бандитов, ни незнакомцев. Ночью Робин лежал без сна, размышляя. Он должен отправиться с Джагбиром на поиски тела Муралева в южных пустынях. Волнуясь, он забыл заглянуть в ящики. Он должен это сделать.

Утром он сделал это и ничего не нашел — пару шкур, три книги с рисунками птиц и животных, несколько ножей, несколько бутылок с химикатами. У них были с собой записные книжки. Он закрыл коробки и объяснил Джагбиру, что нужно сделать.

Над ним раздался незнакомый голос. — Хуссро?

«Да. Он вскочил. Это был узбег верхом на большом верблюде.

— У меня сообщение от ваших работодателей, — сказал мужчина.

— Да, да, где они, с ними все в порядке?

— Они в Кейкчи.

«Кейкчи!» Кейкчи лежал на северном берегу Оксуса, в шестидесяти милях строго к югу от Карши. Он не мог понять, зачем им понадобилось забираться так далеко на юг.

— В Кейкчи. Они направляются по южной дороге в Балх. Они хотят, чтобы ты встретился с ними там, в Балхе.

Джагбир резко вмешался. — Какое ты имеешь к ним отношение?

«Я охранял свое стадо в пустыне недалеко от Кейкчи, когда они пришли. Они заплатили мне за доставку послания. Я честный человек. Узбек сердито посмотрел на Джагбира, повернул своего верблюда и покинул караван-сарай.

Робин присел на ящик. Общество монеты и пера было распущено русским агентом Муралевым. У него было что-то общее с этим человеком, но… этого было недостаточно, он не мог позволить, чтобы его дурачили, водили за нос. Таким образом, во-первых, бандиты никак не могли загнать их так далеко на юг, как Кейкчи. Так что правда заключалась в том, что, когда пришли бандиты, женщина увидела возможность избавиться от него, Робина, хотя бы на время. Почему она хотела избавиться от него, если она вообще его наняла? Он пока не мог ответить на этот вопрос. Возможно, ответа не было, кроме уже установленного факта, что она избавилась от него. Она, так сказать, предоставила его самому себе — но она указала ему определенное направление, юг, прежде чем отпустить.

Он покачал головой. Он думал, что знает, что сделал бы Муралев, но власть была у женщины. Он поднял глаза. «Турфан, что теперь будет делать эта женщина? О чем она думает?

Джагбир ответил, когда ему потребовалось время, чтобы понять вопрос: «Она думает, что ты поедешь в Балх».

— Вы верите, что она поедет туда сама?

«Нет. То нападение бандитов было ложным. Она подстроила все это, чтобы избавиться от нас.

Робин не знал. Он не был уверен. Он был уверен, что Муралев не захочет возвращаться в Бухару; но у женщины была власть. Джагбир, вероятно, был прав насчет бандитов. В то время это было захватывающе и достаточно убедительно, но теперь, в его памяти, это не звучало правдой. Ничто во всей экспедиции не звучало правдой. Ему следовало бы предположить, что с того момента, как он прибыл в Балх и поинтересовался судьбой Селим-бека, в Бухару дошли слухи о нем и Джагбире и об их вероятной профессии — британских агентах. Затем Муралевы подобрали их с явной целью избавиться от них наиболее эффективным способом, который заключался в том, чтобы отослать их с хорошей подсказкой в неправильном направлении. Вот и все — за исключением того, что сам Питер Муралев был подсказкой, причем гораздо более важной, чем записные книжки или карты.

Он снова подумал о последнем сообщении Селим-бека. «Лошади, на север». Рано или поздно Муралев отправится на север, туда, где были пустынные равнины.

Он сказал: «Турфан, седлай коня. Мы возвращаемся в Бухару».

ГЛАВА 14

Они вернулись в Бухару поздно вечером, поселились в другом караван-сарае и в течение двух дней не осмеливались выходить до наступления темноты. Они продали ослов в Карши и сожгли ящики Муралевых на обочине дороги.

Если Джагбир был прав, то Муралевы также должны были вернуться в Бухару, предположительно, чтобы выяснить, чем они занимались до того, как решили разобраться с британскими агентами. Робин следил за их домом, но они не вернулись, и через пять дней он так забеспокоился, что решил напрямую спросить слугу о случившемся. Он должен