Смерть куртизанки - Данила Комастри Монтанари Страница 30

— Просто не могу понять, как человек такого большого ума может действовать так глупо, — с горечью размышляла Лоллия. — Я не раз просила мужа дать Руфо кредит, и только благодаря моему вмешательству ему ещё удаётся сводить концы с концами. Он, конечно, об этом не знает и предпочёл бы отправиться в преисподнюю, чем быть мне обязанным!

Теперь суммы, которые строгий сенатор задолжал Страбону, стали слишком велики, чтобы тот мог не обращать на них внимания. Рано или поздно он потребует их возвращения, и это будет означать для Руфо конец.

Аврелий слушал всё это с интересом и изрядным скепсисом. Неприязнь к зятю казалась ему недостаточно убедительной причиной для того, чтобы Руфо обескровил себя, и аргументы, которые приводила Лоллия в его пользу, не убедили его.

С какой целью человек такого свободного и даже слишком вольного нрава, как она, стал бы тратить столько слов в защиту строгого моралиста, готового возродить времена, когда женщин запирали в домах?

— Мне кажется, ты хорошо осведомлена о жизни нашего сенатора, — заметил он, вскинув брови. — Но не могу представить тебя среди стоиков или в виде новой Порции[57], плетущей заговор в гостиных, где тоскуют по республике и ворчат по любому поводу, осторожно, однако, не слишком повышая голос.

Аврелий чувствовал, что очарован этой женщиной, но не готов был верить всем сказкам, что слетали с её прелестных губ. Он понял, что старается специально раззадорить её, ведь даже обычный словесный спор с ней будоражил его чувства.

— Не веришь мне? — спросила Лоллия, высокомерно улыбаясь.

— Откровенно говоря, не слишком. Не я же просил тебя рассказать мне всё это, а раз ты сама захотела, то, надо полагать, сделала это с какой-то целью, но я пока не вижу её.

— Ах, мудрый Аврелий не понимает меня! А если бы я сказала, что хочу спасти его, этого было бы достаточно? — с насмешкой возразила Лоллия. — Если, конечно, это не обойдётся мне слишком дорого, — уточнила она.

— Спасти кого?

— Руфо, это же очевидно. Удивляешься, что трачу столько слов на какого-то Гая или, что ещё хуже, на Квинтилия? Поскольку догадливый Аврелий Стаций ведёт расследование, я подумала, что могла бы сообщить ему то немногое, что мне известно, в надежде, что его острый ум поймёт, как использовать эти сведения. С какой целью? Не представляю. Ради скандала, наверное. Нет, Руфо вышел бы из него обессиленным: именно этого он хочет избежать любой ценой. Отличное решение — обвинить в убийстве Квинтилия. Верно, это позволило бы разрешить все проблемы.

— Почему? — лукаво поинтересовался Аврелий.

— Но это же очевидно! Квинтилий, эта мразь, вполне мог убить куртизанку. Это скользкое существо, жалкий подонок. Он знал эту девушку, часто бывал у неё и водил к ней своего шурина, тщедушного Гая. И потом, это же кровопийца. Он два года входил в свиту Калигулы… Кстати, именно он донёс на моего первого мужа. Уверяю тебя, он совершал кое-что и пострашнее, чем убийство вольноотпущенницы. Однажды он и тот сумасшедший, что сидел на троне, убили двух проституток в публичном доме, куда явились инкогнито; убили только потому, что бедняжки не узнали Калигулу и не распростёрлись ниц перед божественным императором. И это ещё не всё. Я точно знаю, что после очередной вечеринки в его доме, когда он ещё не жил у Руфо, ночью оттуда унесли бездыханного юношу. Тибру известно много секретов, которые очень редко всплывают. Для него жизнь человека не стоит и двух ассов!

Аврелий перехватил властный взгляд Лоллии и услышал в её голосе издёвку, так не вязавшуюся с горькими словами, уловил самодовольство женщины, которая презирает слабости окружающих её мужчин, и его охватил глухой и безрассудный гнев.

— Вижу, тебе известно многое. Где же открылись эти тайны? В постели Квинтилия или Калигулы? — поинтересовался он с обидным равнодушием.

Лоллия посмотрела на него долгим взглядом и ответила, весело улыбнувшись:

— Ты ошибаешься, благородный Аврелий. В постели Руфо.

И тихо засмеялась. Глаза её пылали как угли. Ей опять удалось сбить его с толку: патриций ни на минуту не усомнился в том, что она говорит правду.

— Делай что хочешь с тем, что я рассказала тебе. А теперь, благородный друг, извини меня…

Аврелий не слышал слов Лоллии. Он только смотрел на неё, видел её презрительную улыбку, соблазнительные формы под прозрачным шёлком и слышал в её низком голосе превосходство женщины, которая знает, что глубоко взволновала мужчину.

Он представил её в объятиях Руфо, и в невольном порыве, что случалось с ним редко, потому что всегда обдумывал каждый свой поступок, Аврелий обнял её за тонкую талию и привлёк к себе.

Они стояли так, глядя друг другу в глаза.

Она — осознавая его желание, он — понимая, что оказался в ловушке, которую это непредсказуемое создание устроило ему.

Лоллия смотрела на него, выдерживая пылающий взгляд патриция. Она ожидала его дальнейших действий без страха и без стыда. И уже готова была торжествовать при мысли, что вот сейчас он, уже не владея собой, дрожащими руками и горячим дыханием докажет ей всю пылкость своего желания.

Она ждала этого, но для того ли, чтобы отдаться ему, или для того лишь, чтобы посмеяться над ним?

Аврелий замер. Аромат нарда[58] от её волос вместе с запахом податливого тела смутил его.

Он глубоко вздохнул и взял себя в руки: гордая патрицианка не увидит его у своих ног ослепшим от сумасшедшего желания овладеть ею.

Он смотрел на неё ещё мгновение и отпустил.

Коротко попрощался, чувствуя себя малодушным ничтожеством, и зашагал прочь.

Удаляясь в тёмный атриум, он с волнением ждал её оклика. Но не дождался. Лоллия Антонина проводила его насмешливой улыбкой. Услышав, как за ним закрылась дверь, Аврелий пожалел о своей дурацкой гордости.

— Идиот! Ничтожество! — обругал он самого себя и хотел было уже броситься обратно и умолять её, как влюблённый мальчишка, но, с трудом обуздав себя, решительно направился к паланкину.

XI

ИЮЛЬСКИЕ КАЛЕНДЫ

Проснувшись поздним утром, Аврелий обнаружил, что его ждёт безжалостный Парис. Ворчание заботливого вольноотпущенника — самое тоскливое, что только можно было представить после такого вечера, как вчерашний.

Рассердившись, Аврелий решил всё же выслушать его, но обратить внимание прежде всего на инвестиции, которые предлагал сделать осмотрительный управляющий. Зная его бескорыстный характер, было ужасно скучно заниматься финансовыми делами.

С другой стороны, в отличие от Руфо и людей его склада, он знал, что деньги, и только деньги, позволяли ему жить красиво и беззаботно, то